Книга Двойной босс, пожалуйста!, страница 72. Автор книги Амалия Март

— Милый, — я приседаю на корточки рядом с ним. — Это большой город, и здесь так делать нельзя. Это не безопасно. Один никуда не ходи, договорились?

— Ладно, — тянет он снисходительно и смотрит так пронзительно, словно делает мне одолжение.

— Пойдем, я отведу тебя к деду, — встаю и беру его за маленькую ладошку.

Мы делаем один шаг в направлении подъезда, прежде чем на моем предплечье с силой сжимаются мужские пальцы.

— Ты никуда не пойдешь, — тихо шипит он.

— Я отведу сына и вернусь, — гневно выплевываю я.

Неужели он подумал, что я забыла о нем? Как это вообще возможно, когда пять лет я каждый чертов день думала только о нем?

Он выпускает мою руку, и я продолжаю путь. Когда мы подходим к подъезду, дверь открывается, и появляется обеспокоенный отец. Он хмурит брови, смотря на Матвея, и разражается поучительной тирадой.

— Вот скажите мне, мистер, разве я позволил уходить без разрешения, м? Что-то я такого не припомню.

— Дедушка, я уже не маленький и даже знаю, как правильно переходить дорогу! — сын топает ногой, устраивая мини-бунт.

Последнее время он все чаще заявляет себя взрослым и не терпит, когда с ним обращаются, как с малышом.

— Вот и пойдем, буду экзамен у тебя принимать, — насмешливо говорит отец.

— Что? — тут же с интересом спрашивает Матвей.

— Сейчас узнаешь! — хитрая улыбка расплывается под густой бородой, но тут же меркнет, когда его взгляд переходит мне за спину.

Отец тут же выпрямляется, его брови снова сходятся на переносице, а кулаки сжимаются до побелевших пальцев.

— Я разберусь, — едва слышно шепчу ему. — Матюша, иди с дедушкой, я скоро, — уже громче добавляю я.

— Пошли, одуванчик, — вздыхает отец.

Он не хотел, я знаю, не хотел, но сказал это очень громко. Непозволительно громко. И теперь, даже когда подъездная дверь захлопнулась за двумя самыми дорогими мне людьми, я не могу повернуться. Просто не могу встретиться взглядом с Александром, боюсь того, что теперь, все, кажется, стало совершенно прозрачно. Легко быть против него в личине Алисы, выстоять же против в облике Леи — невозможно.

Но один глубокий вдох и неспешный выдох позволяют собраться с мыслями и вернуть маску на лицо. Я оборачиваюсь и встречаюсь с ошалевшим взглядом голубых глаз. Точь-в-точь, как у сына.

Александр замер на месте и смотрит на только что закрывшуюся дверь. Он часто моргает, словно его веки отяжелели, и ему приходится сражаться с ними. Затем он отмирает и тянется в карман кожаной куртки. Выуживает оттуда пачку сигарет, выбивает одну и подносит к лицу. Дальше те же манипуляции ждут зажигалку: карман, лицо, щелчок. Ещё один и ещё.

— Сука, — зло рычит он и предпринимает еще одну попытку на этот раз успешную.

Я, как завороженная, смотрю на тлеющий кончик сигареты, на то, как вздымается грудь мужчины, когда он делает глубокую затяжку и на то, как он запускает руку в волосы, нервно их теребя.

— Не знала, что ты куришь, — прерываю я тишину.

— С тобой, блять, закуришь, — выплевывает он, делая шаг ко мне.

Его взгляд почти безумен. Только сейчас я замечаю, что одежда на нем не первой свежести, как и его неаккуратная щетина. Волосы в беспорядке, хотя возможно это оттого, что часто он запускает в них пальцы, нервно взъерошивая. Его руки немного дрожат, когда он придерживает сигарету и делает очередную затяжку.

— Что это за концерт? — он тычет пальцами с зажатым окурком мне за спину.

— Понравился?

— Не зли меня, блять, — его глаза лихорадочно блестят. — Что это, мать твою, за представление?

Он снова подносит сигарету ко рту и судорожно вдыхает. Его начинает колотить сильнее. Эта дрожь передается ко мне и мне сложно понять, то пронизывающий сентябрьский ветер, забравшийся под легкое платье, или сумасшествие в глазах мужчины.

Я молчу, наблюдая за Александром. Он затягивается в последний раз, отбрасывает окурок и в считанные секунды оказывается возле меня. Я испуганно делаю шаг назад, но крепкие руки мужчины вновь впиваются в мои плечи. Его захват сильный и болезненный, но это не самое страшное. То, как по телу пробегает горячая волна — гораздо хуже. Он заглядывает мне в глаза, опускает взгляд на лицо, изучает каждую черточку, каждую веснушку на загорелой коже. Меня бьёт сильная дрожь, я боюсь его, я боюсь себя.

— Я повторю свой вопрос и хочу услышать на него ответ: зачем, Алиса? — тихо говорит он.

— Ты знаешь.

— Нет, не знаю. Мне кажется, я схожу с ума. Это твоя цель? Сделать из меня чертова психа? Как ты узнала про запонки?

Он стоит совсем близко, я чувствую жар, который исходит от него. Он окутывает меня и страх куда-то отступает.

— Подумай, у тебя есть все подсказки, — я нервно сглатываю, когда одна его рука забирается мне в волосы и оттягивает их, запрокидывая голову назад.

— У меня ни хрена нет. По твоей же милости. А скоро не будет и рассудка. Что это за мальчишка? Взяла его где-то напрокат? Знала, что я приду?

— Это мой сын.

— Чушь, вы совсем не похожи. А он точная копия… Как ты о ней узнала?

— О ком?

— Не притворяйся. С тех пор как ты появилась, я постоянно вижу ее. Она не оставляет меня ни на секунду, пробирается в каждое воспоминание, в каждую мысль, — лицо Александра кривится, словно в агонии. — Это твоя конечная цель? Свести меня с ума?

— Я просто хотела, чтобы ты заплатил за то, что сделал, — выдыхаю я.

Меня снова трясет. Он пытается меня обмануть, запутать, ввести в заблуждение. Понял, кто я и снова играется. Искусно манипулирует, говорит то, что я хочу услышать: что он помнил обо мне, что я что-то значила. Но будь это так, он бы не сделал того, что сделал.

— Ты отвратителен, — выплевываю я. — Я годами мечтала, чтоб ты сдох, но карма коварная штука и без вмешательства отказывалась воздать тебе по заслугам.

Он выпускает меня из рук и делает несколько неуверенных шагов назад. Снова пристально осматривает меня. Его глаза лихорадочно блестят, словно он теряет рассудок. И это был бы идеальный финал — мягкие стены и белая рубашка, лишенный всего, даже разума.

— Кто ты, Алиса? — снова этот вопрос.

— Ты уже знаешь ответ, — жестко говорю я.

Он сжигает меня своим взглядом. Не двигается, ничего не говорит, только смотрит.

— Этого не может быть, — наконец отмирает он. Его руки снова в волосах, он отходит еще дальше, смотрит на меня обезумевшим взглядом. Мечется, меряет шагами небольшое пространство перед подъездом. — Не может быть, — как заведенный повторяет он.

Затем останавливается и произносит только одно слово. Это слово выбивает из меня весь дух, потому что за столько лет я так и не смогла забыть то, как он его произносит. Так умел только он.