У ворот Центрального парка жду Клайда Коллинса уже десять минут. В который раз посматриваю на маленький циферблат своих наручных часов и злюсь, оттого что доктор опять опаздывает.
Хочется использовать это обстоятельство как повод, чтобы уйти. Все мое существо к этому порывается, но рассудок мгновенно отрезвляет, ведь пути назад уже нет. Если не сегодня, то в другой день с Клайдом Коллинсом все же придется встретиться, чтобы выполнить свою часть договоренности.
Мистер Коллинс появился на той стороне улицы перед входом в Центральный парк. Еще минута, и он будет здесь.
По мере приближения мужчины яростнее бьет тревогу внутренний голос, отвечающий за инстинкты самосохранения. Я все еще помню три незабываемых дня в больнице, и не дай бог угодить обратно!
— Здравствуйте, Виктория, — тепло приветствует меня Клайд, внимательно всматриваясь в мое лицо.
В миг, когда я услышала собственное имя, я мгновенно перестала чувствовать что-либо. Мои тревоги, страхи — от них вдруг не осталось и следа.
— Здравствуйте… — в замешательстве говорю я.
Идем бок о бок. Тру руки, как если бы они замерзли, хотя я в теплых варежках.
— Волнуетесь? — спрашивает Коллинс.
Искоса смотрю на мужчину и, подумав немного, говорю:
— Мне предстоит исповедь человеку, в чьих полномочиях вернуть меня в больницу, — на ходу рассуждаю я. — Я могу надеяться только на честность вашего слова.
— С вашими покровителями вам не понадобится даже честность моего слова, — спокойно заметил Коллинс.
Весомый аргумент, и все равно спокойно мне не стало. Прежде чем приступить к выполнению своей части договоренности, сперва хочу удовлетворить собственное любопытство и резко спрашиваю:
— Мистер Коллинс, когда я вышла из больницы, кто-нибудь спрашивал обо мне?
— Супруги Лоуренс и Томас Стоун.
— Что им сказали?
— Правду, — взгляд доктора встретился с моим. — Вас выписали. При вас жилье и средства.
— Они могут узнать адрес, тот, где я живу? — с надломленным голосом уточняю я.
— Нет. Во-первых, это незаконно, во-вторых, главврач держит ваши документы у себя в сейфе. Полагаю, это в его интересах.
— Хорошо.
— Если сумма ваших средств на счете по любой причине станет меньше ста тысяч баллионов, за вами придет социальная служба… — вдруг сказал Коллинс, а я резко остановилась и уставилась на него. — Думаю, вам следует об этом знать.
— За мной придет социальная служба и что потом?
— Вас привезут в дом мужа.
— Что? — потрясена я. — То есть независимо от моего желания?
По взгляду мужчины понимаю, что дела обстоят именно так.
Закружилась голова. В мыслях полная неразбериха.
В полдень выходного дня в парке много людей, особенно детей. Двое малышей пронеслись между мной и Коллинсом, а элегантная мать сдержанно потребовала от детей порядка, бегло спросив у нас извинений.
— Что вы хотите знать, мистер Коллинс? — рассеяно спрашиваю я.
Мужчина мельком взглянул на меня.
— Расскажите о себе.
Мой пульс участился, возникла волнительная дрожь.
— Моя история покажется невероятной, — мрачно сказала я. Собираюсь с мыслями и, устремив взгляд куда-то вперед, заговорила:
— Меня зовут Виктория. Мне двадцать семь лет. Отец — строитель, а мама учительница. Я единственный ребенок в семье…
Мы пришли к круглому озеру и поднялись в беседку рядом с ним. Над головой светит солнце, снег больше не идет. В преддверии рождества вокруг слышны только разговоры о праздничных приемах, покупках и подарках.
На вопрос Клайда Коллинса о том, как я стала Анной Стоун, я пожала плечами и спокойно ответила:
— В одно ничем не примечательное утро за чашкой кофе словно по щелчку пальцев неожиданно оказалась там, где меня быть совсем не должно. Это был чужой дом, чужая одежда, чужая жизнь, но мое лицо, — немного подумав, спрашиваю у мужчины:
— Возможно хоть немного поверить в мои слова?
— Я верю в то, что в это верите вы, — не задумываясь, отозвался Коллинс. Ответ получился уклончивым. — Что это за чувство, когда вдруг понимаешь, что новая жизнь тебе не принадлежит?
— Потрясение, конечно. Я не знала, что должна делать… — с осторожностью посмотрела на Коллинса. — Я усомнилась в здоровье собственного рассудка.
— Вы допускаете эту мысль сейчас хоть сколько-нибудь?
— Нет!
— Хорошо, — не настаивает Коллинс. — Насколько хорошо вы помните свою жизнь?
— Детство, школа, университет, работа. Я помню все, — уверенно говорю я.
— Воспоминания не кажутся в любой степени нелогичными, несвязными, нереальными?
С раздражением уставилась на невозмутимое лицо Коллинса.
— У вас есть своя семья, вы замужем? — опустил он предыдущий вопрос.
Чувствую неловкость.
— Нет, — выдохнула я.
Мне двадцать семь и я не замужем. Мама очень беспокоится по этому поводу, отец — не очень. Папе нравится, что я все еще падаю на соседнее кресло рядом с ним и болею за футбольную команду Красных быков.
Вот мама бы обрадовалась Анне Стоун. Послушная и одержимая идеей брака… Впрочем, ввиду того, что случилось с Анной, вряд ли это теперь возможно.
Мы спустились с беседки и вернулись на дорогу.
Мужчина спросил:
— Каково было увидеть не себя в отражении зеркала?
Я ответила не сразу. Мысленно ушла в тот самый день и неторопливо говорю:
— Это было мое лицо, но чужой образ, — объясняю я. — В отражении будто сестра-близнец, вроде бы одинаковые, но разница все же есть. Она, Анна Стоун… блондинка с невозможным макияжем на лице. Я никогда не носила одежду подобную той, что носит она. Когда я посмотрела на себя в зеркало, подумала, что это какая-то шутка.
— Было хоть какое-нибудь понимание о том, чье место ты заняла? — мужчина осекся. — Вы заняли…
— Нет. До тех пор, пока не нашла документы, даже имени ее не знала. Пришлось долго работать над тем, чтобы понять, кто такая Анна Стоун и попытаться хоть сколько-нибудь быть похожей на нее. Но, как сами знаете, у меня плохо получилось, — задумалась и неторопливо заговорила опять: — Я не просила жизнь Анны Стоун. Я не знаю, как так вышло, что я оказалась на ее месте. Я ничего не знаю.
Взгляд мужчины по-прежнему внимателен, но непроницаем. Я даже не догадываюсь, о чем он думает.
Когда мы вернулись к высоченным стальным воротам в Центральный парк, Коллинс заговорил очень серьезно:
— Виктория, возможно, я задам вам сложный вопрос, но прошу постараться дать на него честный ответ. Это важно.
