Мужчина превосходно владел голосом. В огромной лекционной аудитории было тихо, все слушали мэтра Муррея, чуть ли не затаив дыхание. Особенно девушки. Снова окинула оценивающим взглядом стройную, ни в малейшей мере не обрюзгшую фигуру и мысленно улыбнулась: есть такие мужчины, которые интригуют женщин вне зависимости от возраста, причем как своего, так и самих заинтригованных. Я как будто видела, как он контролирует переливы собственного голоса, держа в идеальном балансе все оттенки выработанной за годы преподавания привычкой. Он мастерски владел умением удерживать чужое внимание. Или это пресловутый дар?
Тем временем преподаватель продолжал:
- Знакомиться мы с вами будем не по журналам и ведомостям. Знакомиться мы будем на занятиях и лично. Каждый из вас за этот год побывает у кафедры и не раз. Но всему свое время. Вам наверняка интересно узнать, чем же так щедро одарила вас природа, что этот дар окутан флером тайны и спрятан за семью печатями.
Недвусмысленное выражение жажды знаний и информации на лице каждого студента подтвердило слова мэтра. Тиган Муррей усмехнулся и решил-таки приоткрыть, наконец, завесу над невероятной, скрываемой ото всех тайной.
Олламы – одаренные. Люди, чувствующие и понимающие музыку, как никто другой, имеющие способность передать мелодией чувства, ощущения тем, кто их слушает. Самые сильные олламы могут внушать слушателям определенную информацию посредством песни под музыкальный аккомпанемент. Но таковые встречаются нечасто. Зачастую одаренные с помощью музыки или вокала вызывают у слушателей порывы на уровне эмоций: умиротворение, патриотизм, стремление к выражению себя и другие. В зависимости от силы оллама и того, насколько правильно он все рассчитал, действие может быть разной степени длительности: от пары минут до многих десятков лет.
- Взять, к примеру, сегодняшнее, несомненно, блистательное концертное выступление фортепиано с оркестром. Действие посыла, отправленного ими каждому присутствующему в то время в зале, будет длиться более ста лет, - эта фраза была сказана в таком спокойном тоне, будто мэтр говорил о своей ежедневной зарядке и комплексе физических нагрузок, или что там еще помогало ему так великолепно выглядеть в его почтенном возрасте.
В аудитории тишина из восторженно-жадной за короткую длительность одной шестнадцатой ноты превратилась в ошеломленно-настороженную - и немного испуганную, что уж скрывать. Серовато-молочная, она стала сгущаться и приобретать все более темные оттенки. Я почувствовала холодок мурашек, пробежавшихся по спине сверху-вниз. Показалось, что я потеряла способность двигаться. Сумрачно-серое марево будто замуровывало меня, окутывая слой за слоем, каждый из которых был темнее предыдущего. Что нам всем внушили? Почему не предупредили? Что они хотят от нас? Что они хотят от меня?!
- Спокойней, молодые люди. Все не так страшно, как вы себе напридумывали, - мой темнеющий кокон стал расползаться от звуков голоса мэтра Муррея, иронично давшего нам время на размышление над сообщенной информацией, и наблюдавшего за реакцией. – Вы ведь уже давно поняли, что информация о способностях и самом существовании олламов находится в строжайшей секретности. Сегодняшнее выступление было призвано поставить в вашем подсознании блок. Теперь вы не сможете никаким образом передать эти знания лицам, не являющимся олламами. Меры предосторожности, не более. Так что не стоит беспокоиться. Здесь из вас не станут делать покорных безвольных рабов.
Атмосфера медленно, но верно начала становиться все менее гнетущей. Мне как будто стало легче дышать. Конечно, жаль, что я не смогу поделиться с родными такими новостями, но с другой стороны, вполне возможно, что им действительно лучше ничего об этом не знать. Настолько охраняемые тайны не зря охраняются. Теперь бы еще понять, чем это все грозит.
- Прекрасные оллемы, успокаивайтесь скорей, вашим нежным щечкам не идет эта задумчивая бледность, - тем временем позволил себе подшутить мэтр Муррей, чем заметно разрядил атмосферу. Парни стали усмехаться, а девушки краснеть. Мои щеки не стали исключением и тоже слегка окрасились румянцем. Мужчина сумел создать ощущение, что обращается конкретно к каждой девушке в аудитории, по сути, не обращаясь ни к одной.
Оставшееся время занятия пролетело незаметно. Больше столь потрясающих новостей преподаватель нам не сообщал, да и что смогло бы превзойти уже поведанную новость с тем же эффектом? Мэтр Муррей говорил интересно, будто увлекая в путешествие, так что к окончанию пары я только утвердилась в своем мнении, что он – сильный оллам и активно пользуется даром на преподавательской стезе. Лекция закончилась советом обязательно посетить библиотеку и получить там учебники, потому что сегодня первое и последнее занятие. Когда великодушный Тиган Муррей отпускает нас без задания. Мы заверили преподавателя, что так и поступим, и он покинул аудиторию, пожелав нам удачи.
Следующую лекцию по истории музыки вела метресса Дервила Хьюз, оказавшаяся строгой дамой средних лет с аккуратной, волосинка к волосинке, прической и пенсне в форме кошачьих глаз на носу, прикрепленного тонкой серебряной цепочкой к пуговице строгого платья; очень высокой и очень тонкой, похожей на собственную указку, которую она зачем-то все занятие держала в руках. Никто так и не понял, зачем, потому что за всею пару она ни разу ни на что ей не указала. Голос, метрессы был строг, как и облик и отзывался в ушах низким и сдержанным звучанием фагота. Как ни странно, но собранное негромкое, но звучное контральто было нестерпимо белым, на таком будет заметно любое, даже самое маленькое и светлое пятнышко. Метресса сразу же непреклонным тоном заявила, что поблажек не видать никому и спать на лекциях она настоятельно не рекомендует. И не потому, что считает свое предмет важнейшим из всех консерваторских дисциплин, а потому, что олламам нужно знать ошибки прошлого, их причины и следствия, чтобы не привносить их в будущее. И в этом свете, согласитесь, знание истории музыки одаренных приобретает невероятную ценность. Студенты согласно кивали и вели себя тише мышей. Но не потому, что было увлекательно, как на предыдущей паре, а потому, что метресса Хьюз недвусмысленно пригрозила недопуском к зачету в конце полугодия. А недопуск – однозначное «прощай» стипендии. Конечно, не всем присутствующим была так необходима стипендия, как мне, но и их строгая преподавательница сумела убедить в соблюдении на ее занятиях строжайшей дисциплины, пригрозив сорванной зимней практикой. Не сказать, чтобы мы в деталях понимали, о чем речь, но если этим грозят, значит, вещь стоящая, верно? Вот и мы так подумали. Да и слово «практика» в ее устах звучало как-то особенно. Поэтому тишина на вводной лекции, описывающей всю значимость знания истории музыки одаренных и музыкантов-олламов, была абсолютной, даже ее серый оттенок как будто притих и сжался, опасаясь сверкающе-белых, до рези в глазах лучей голоса нашего светоча знаний и опыта.
Даже после того, как занятие окончилось и метресса Хьюз, сдержанно попрощавшись и предостерегающе блеснув линзами пенсне, покинула аудиторию вместе со своей указкой, тишина еще какое-то заполняла собой пространство. Впрочем, не долго. Студенты ведь, по сути, народ отходчивый, и чтоб их как следует напугать, одного недопуска мало. Как, впрочем, и двух.
