
Онлайн книга «Все не случайно»
![]() Не припомню за последнее время такого выходного, заботиться о ком-то, кроме Вики для меня чуждо. А вот, когда я стал готовить курицу, тогда оценил весь масштаб абсурдности. Я не готовил сто лет, и вместо того, чтобы отдыхать, я сдираю с курицы кожу. Дебил! Зачем я купил целую? Ответ очевиден, просто я уже давано не готовлю ничего, кроме яичницы и кофе. Да уж. Кое-как приготовил бульон и понес в спальню. Тут оказалась движуха, во всех смыслах этого слова. Плед на полу, одна из подушек там же, в придачу к халату. Наташа лежит, уткнувшись лицом в подушку в одних трусах. Почти эротичное зрелище, если бы не тридцать девять и два. Подхожу к шкафу, беру футболку и надеваю на девчонку, которая, кстати, почти не реагирует, разве что какие-то тявкающие возмущения в самом начале. Понял, что с бульоном получился полный косяк, не будет она пока ничего есть. Вышел из спальни и пошел курить на балкон. Какое-то у меня патологическое курение, то ни одной, то сразу три подряд. Когда уже стало тяжко затягиваться едким дымом, зашел обратно в квартиру. Несколько раз проходил мимо вибрирующей сумки Наташи, но все же не выдержал. Достал мобильник, на экране которого светится «мама», и все же ответил. — Ну наконец-то! — восклицает женский голос. — Что за дурь такая не брать трубку? Ладно, можешь не отвечать, я через полчасика уже буду. Ты мне скажи только, винцо брать? — Винцо точно не надо брать, как собственно и ехать. — Доча, ты принимаешь мужские гормоны? — Что?! — У тебя голос огрубел, вот я и думаю, что ты мужиком заделалась. — Похоже винишка вы уже бухнули, если не узнаете собственную дочь. Наташа заболела, так что ваша встреча отменяется. — А вы простите кто? Где моя дочь? — а собственно кто? — Ее парень, — с заминкой произношу я. — Сейчас она лежит на моей кровати с температурой тридцать девять и активно лечится. Не переживайте. — Парень? — слышу в трубке удивление. — Ваш голос не похож на голос парня. — А на чей похож? — На голос мужчины. — Ну хорошо, что не женщины. Да, вы правы, я не парень, но, чтобы вы не задавали лишних вопросов о моем возрасте, я назвался собственно тем, кем назвался. Ей что-нибудь передать, когда она проснется? — Пусть просто перезвонит. Простите, а как вас зовут? — ну и кто тебя просил брать трубку Островский?! — Максим. — Красивое имя. А давно вы встречаетесь? — да уж, женщина тактичность. — Думаю, это не относится к здоровью вашей дочери. — Ну все же, сколько? — Недолго. Недели две. Вас это устраивает? — Так это не меня должно устраивать, а Наташу. Ну судя потому что она слегла, ее мало что устраивает, — охренеть! — А сколько вам все же лет? Меня, кстати, Екатерина зовут. — Простите, Екатерина, очень плохая связь. Что-то очень сильно жужжит, до свидания. Кладу трубку, а сам чуть ли не плююсь. Ну-ну, делай людям добро, Островский! Маман там, по ходу дела, та еще мадам. Вновь смотрю на Наташину сумку, и кой черт меня дернул там капаться, не знаю. Сначала я беру ее паспорт, открываю первые страницы, все же не соврала ни с возрастом, ни с именем. Тихомирова значит. Нет, такая фамилия ей не идет. Убираю паспорт обратно в кармашек, но кроме данной находки больше ничего интересного. А собственно, что я там ожидал увидеть? Подогреваю бульон и вновь иду в спальню, в которой Наташи не оказалось. Только ставлю суп, как она появляется в проходе и медленно идет к кровати. — Где ты была? Садится на кровать и рукой разминает мышцы шеи. — Ходила обворовывать тебя. Искала деньги, но так и не нашла. — Очень смешно. И все же? — Я хотела оставить эту постыдную тайну при себе, но раз тебе так хочется знать, я отвечу. Я из тех ужасных девушек, которые, к сожалению, иногда писают. А когда в тебя вливают литр морса, то тут уже совсем сложно это терпеть. — О! Вижу тебе стало лучше. К тебе вернулась твоя уникальная особенность. — Да. Мне и вправду чуть полегчало. Спасибо за лекарства. И за морс, и вообще. Я была уверена, что ты стопроцентный козел. — Боже мой, и что, передумала? Не козел? — Я лучше промолчу, ну чтобы не обидеть. — Ты неподражаема. Будь добра, присядь обратно и выпей бульон. Больше греть я его не хочу. Знаю, что ты скажешь, что не хочешь и что-то там еще, но все же сделай, как я прошу. На удивление мне в ответ не прилетело ни слова. Наташа вновь присела на кровать и молча выпила бульон. — Спасибо, — и вновь завалилась на кровать, накрывшись простыней. — Почему ты не отвез меня домой? — вдруг спрашивает она. — А ты в состоянии? — Не знаю. — Ну вот и спи. *** В понедельник я не пошел на работу. Запросто мог, в конце концов, Наташа не помирашка, но почему-то не хотелось. А вот во вторник все же вырвался на несколько часов. Но этого хватило, чтобы, вернувшись домой, застать девчонку с мокрыми волосами и уже в вполне осознанном состоянии. — Отвезешь меня домой? — перебирая руками волосы, спрашивает Наташа. — Говорят, нельзя принимать душ, когда болеют, — игнорирую ее вопрос. — Я не хочу натягивать платье на липкое тело, и я уже вполне нормально себя чувствую. Так отвезешь? — С мокрыми волосами? — Я быстро подсушу. — Хорошо. Отвезу. Ты бледная, кстати. — Я всегда бледная, пока на мне нет румян, а еще краснею, когда становится стыдно, — усмехается, прикрыв глаза. — И часто тебе бывает стыдно? — присаживаюсь к ней на кровать. — Бывает, — смотрю на нее и не могу понять, что меня смущает. Наверное, то, что она какая-то милая. Бред какой-то, чему здесь, казалось бы, удивляться? Девушки и должны быть такими, но почему-то не эта. А потом я понял, она вновь прощается. И все-таки дура. — Ладно, собирайся пока, потом отвезу. Через полчаса Наташа вышла уже полностью одетая с высушенными волосами и даже каким-то намеком на макияж. Вообще у нее какой-то пунктик на внешности, уж слишком идеальной она хочет казаться. Молча дошли до машины, посадил ее на переднее сиденье, и мы отправились к ней домой. Доехали быстро, без приключений и словесных баталий. Не могу объяснить, но мне больше нравится не тихушница, сидящая сейчас рядом со мной, а вот та самая, говорящая невпопад, стерва. Сам себе усмехаюсь, дожил блин. — Что смешного? — Да так. Тебе лучше этого не знать. Кстати, когда ты была в отключке, звонила твоя мать, я с ней немного побеседовал. — О, Господи! Какой ужас. И что ты ей сказал? |