Онлайн книга «Утопия-авеню»
– Всегда пожалуйста. – Брюнет явно знает, что высок и хорош собой. На пальце у него обручальное кольцо, а одеколон пахнет чаем и апельсинами. – А позвольте узнать, куда вы сейчас направляетесь? – На первый этаж. – Нажмите нужную кнопку и не отпускайте. Эльф послушно делает, как велено, хоть это и необычно. Лифт не двигается. – Хм, очень странно. Придется просить Элигия. Кроме них, в лифте никого нет. – Кого? – Святого покровителя лифтов. – Он закрывает глаза, потом кивает. – Понял. Элигий говорит, что палец с кнопки можно убрать… – (Эльф понимает, что теперь брюнет обращается к ней.) – Прямо сейчас. Эльф отнимает руку от кнопки. Лифт медленно движется вниз. – Молодец, Элигий, – говорит брюнет. Эльф наконец-то соображает, в чем дело: лифт не тронется с места, пока не отпустишь кнопку. – Смешно. Но не очень. Насмешливые глаза прячутся за тяжелыми веками. – А вы – новый пациент в нашей дурке или проездом? Лифт проезжает восьмой этаж. – Проездом. – И кто же тот счастливчик, которого вы приехали навестить? Чтобы хоть как-то сдержать заигрывания неугомонного брюнета, Эльф называет имя человека, к которому никому не подступиться: – Джим Моррисон. – В таком случае, мадам, вам чрезвычайно повезло. Я и есть Джим Моррисон. Эльф с трудом сдерживает смех: – Знаете, в Блэкпуле тетки, которые переводят детишек через дорогу, больше похожи на Джима Моррисона, чем вы. Он всем своим видом выражает глубочайшее и искреннее раскаяние: – Вы принуждаете меня к откровенности. Друзья зовут меня Ленни. Надеюсь, вы тоже станете. На лице Эльф написано: «Не раскатывай губу». Лифт проезжает седьмой этаж. Ленни не спрашивает, как ее зовут. Его туфли начищены до блеска. – Предупреждаю, это самый медленный лифт во всей Америке. Если вы торопитесь, то лучше спуститься пешком. Так быстрее. – Я никуда не тороплюсь. – Великолепно. В последнее время слово «быстрее» стало синонимом «лучше». Как будто цель эволюции человека – превратиться в разумную пулю. Лифт проезжает шестой этаж. «Он разговаривает как писатель», – думает Эльф и пытается вспомнить, кого из литераторов зовут Ленни или Лен. – А вы здешний постоялец? – Время от времени. Я неисправимый путешественник. Торонто, Нью-Йорк, Греция… А ваш акцент… Так говорят в окрестностях Лондона. – Верно. Я родом из Ричмонда, это пригород на западе Лондона. – Восемь лет назад я был в Лондоне. По своего рода стипендиальной программе. Лифт проезжает пятый этаж. – Какой именно? – Литературной. Днем я писал роман, а ночью – стихи. – Богемный образ жизни. У вас остались хорошие воспоминания? – Я хорошо помню, что в богемном городе на Темзе квартирные хозяйки подкручивают газовые счетчики и жалуются на слишком громкий стрекот пишущей машинки. А еще помню, что месяцами не видел солнца. И жуткий визит к зубному врачу, удалять зуб мудрости. В общем, хорошо, что есть Сохо. Без этой лукавинки в глазу матушки-Лондон я бы не выжил. – Ну, лукавинка никуда не делась. Я там живу. На Ливония-стрит. – Завидую. Отчасти. Лифт проезжает третий этаж. Эльф вспоминает Какбиша, приятеля Брюса. – Говорят, Греция – чудесная страна. – И чудесная, и много еще какая. Парадоксальная. В стране диктатура крайне правого толка, но на островах все живут прекрасно и дают жить другим. – А как вас туда занесло? – Однажды туманным зимним днем я пошел в банк на Чаринг-Кросс-роуд. У кассира был великолепный загар. Я спросил, откуда такое чудо. Кассир рассказал мне про Гидру, и я сразу решил туда отправиться. Спустя две недели паром из Пирея доставил меня на остров. Синее небо, синее море, кипарисы и беленые домики. Ресторанчики, где за пятьдесят центов подают рыбу на гриле, оливки, помидоры и охлажденную рецину. Никаких автомобилей. Электричество по праздникам. Сначала я снимал дом за четырнадцать долларов в месяц. Ну, теперь у меня там свой есть. – Просто рай, – говорит Эльф. – Проблема в том, что в раю сложно зарабатывать на жизнь. Лифт останавливается на первом этаже. Эльф открывает дверь. – Мы с друзьями ужинаем на Юнион-Сквер, – говорит Ленни. – Если вам в ту сторону, то готов подвезти вас на такси. – Нет, спасибо. Меня вон там ждут. – Эльф указывает на дверь ресторана «Эль Кихоте». – Я очень рад, что вы составили мне компанию в этом эпическом путешествии, таинственная незнакомка. – Эльф Холлоуэй. Ленни одобрительно повторяет ее имя, приподнимает шляпу, как викторианский джентльмен, и направляется к выходу, но тут же возвращается: – Эльф, простите за назойливость, но… иногда чувствуешь родственную душу. Моя приятельница Дженет сегодня устраивает небольшую вечеринку на крыше. Исключительно для своих, без особых церемоний. Если у вас будут время и силы, заходите. Поднимайтесь. И друзей приводите. – Спасибо, Ленни. Я подумаю. В динамиках ресторана «Эль Кихоте» хрипло дребезжит бравурная испанская музыка. Голос певицы – еще одно напоминание о Луизе. Зал, отраженный в огромном зеркале на стене, кажется вдвое больше. Джаспер сидит спиной к зеркалу. По шахматным клеткам пола снуют официанты. Эльф разглядывает незнакомые блюда на подносах и на соседних столиках. Приносят аперитив, и Эльф впервые пробует коктейль под названием «Олд-фэшнд». – …Я поехал искать таланты. Ну, раз уж в Чикаго отправились полмиллиона человек на концерты и на демонстрации протеста, то наверняка там будет много уличных исполнителей, а среди них наберется пяток интересных. Мой приятель снял номер в отеле «Конрад Хилтон», на время проведения съезда Демократической партии, предложил мне остановиться у него. Я-то ожидал что-то типа прошлогоднего Лета любви в Сан-Франциско, цветы в дула ружей и все такое. Увы, я ошибся. Ни одного цветочка там не было. Так что прошлый год – это уже далекое прошлое. С тех пор столько всего было… Убийство Мартина Лютера Кинга. Протесты все лето, повсюду. Во Вьетнаме – одни поражения. Готовясь к протестам в Чикаго, йиппи даже предлагали запустить ЛСД в городской водопровод. Глупости, конечно, но журналисты им поверили, а обыватели поверили газетам. – А кто такие йиппи? – спрашивает Грифф. – Так называемая Международная молодежная партия, – говорит Левон. – На самом деле это сборище анархистов, идеалистов, антивоенных активистов и сторонников социального бунта. В общем, всевозможные ультрарадикальные группировки, типичные для Западного побережья. Я правильно объясняю, Макс? |