Но к своему стыду у Ясмины проскальзывала подлая мысль, что Дэвойр теперь свободен. Она корила себя за это, сама себе выговаривала, что он теперь уж точно потерян для нее навсегда, что он не простит ей смерть любимой невесты. Но проклятое сердце не хотело ничего слушать, оно, дурное, на что-то надеялось, ведь она, Ясмина не по злому умыслу убила, все произошло по ее глупости, желанию задеть невесту Дэвойра, отомстить, хотя бы так подленько. Если бы она знала, как все обернется…
Но чаще Ясмина думала о том, что будет с ней теперь, какое наказание ждет ее. И это беспокоило и пугало ее больше всего. Ведь ее не казнят за убийство? Она же не хотела убивать! И Едвигу уже не вернуть, а она, Ясмина почему должна умирать из-за своей глупости? Да, она виновата в ее смерти, но и не виновата одновременно.
А Едвига, разве она не виновата перед ней? Она увела у нее Дэвойра! Разве она не заслуживает хотя бы такого наказания, как расстройство желудка на свадьбе? Ведь убивать ее Ясмина не собиралась, только немного наказать, испортить такой для нее важный день. Разве она, Ясмина, знала, что у Едвиги больное сердце? Та сама виновата, что с больным сердцем собралась замуж. А как же она рожала бы детей? Если бы умерла при родах, то в ее смерти бы обвинили Дэвойра?
Поняв, куда завели ее мысли в попытке оправдать свой поступок, избежать наказания, Ясмина ужаснулась. Неужели же брат прав, она — самовлюбленная и бесчувственная к чужому горю и страданиям, и беспокоиться может только о себе?
В один из вечеров пришел какой-то усталый, поникший отец. У Ясмины похолодело все внутри, затряслись руки, когда она увидела его таким. Она поняла, что дела не так хороши, как он пытался ей показывать все это время.
Ясмина с тревогой следила за тем, как он прошелся по комнате, оглядел все вокруг, поинтересовался, как она провела день, кто ее навещал, все ли ей приносят, что она хочет.
— Папа, я же вижу, что ты пришел не просто так, — не выдержала Ясмина, прервав пустые вопросы. — Что-то случилось?
Отец вздохнул тяжело и предложил сесть рядом и поговорить.
— Меня осудили и казнят? — пошатнулась Ясмина.
Отец подхватил ее, обнял.
— Ну, ну, что ты выдумала, сидя тут одна, тебя не казнят, я не допущу этого, — успокаивал он, гладя дочь по голове.
Ясмина, прижимаясь к отцу, думала о его словах «я не допущу этого». Значит, все-таки такое возможно?
Отец, обнимая дочь, провел ее к кушетке, стоящей у окна.
— Малышка, я пытался оградить тебя от следствия по делу смерти Едвиги Фолкет, — начал говорить отец, усаживая Ясмину и сам устраиваясь рядом, — я не пускал к тебе дознавателя, пытался, чтобы расследование было тайным. Но мне это не удалось, видимо, у меня слишком много врагов. И даже Владыка, твой прадед, не смог ничего сделать. Но я добился отстранения Паврэса, доказав, что он не беспристрастен — у нас с ним давняя личная вражда. Сейчас дело расследует другой дознаватель, более сговорчивый. Но дело получило слишком громкую огласку, а Фолкет не хочет идти на соглашение, отказывается от всего, что ему предлагается.
— А почему Владыка не навестил меня ни разу?
— Потому, что ты под домашним арестом, и навещать тебя нельзя никому. Но давай все же вернемся к твоему делу, вернее к делу убийства Едвиги Фолкет.
— Убийства? Меня обвиняют в преднамеренном убийстве? — обмерла от ужаса, Ясмина.
— Легар Фолкет настаивает на этом, — пояснил отец, — но мы смогли отмести, доказав, что, если бы Едвига была здорова, то не умерла бы от той дозы настойки, что ты подлила ей. А знать, что у нее больное сердце, ты не могла. Выяснилось, что даже Дэвойр не знал этого.
— Как он? — тихо поинтересовалась Ясмина.
— Кто? Дэвойр? Ну как тебе сказать… — вздохнул отец. — Он горюет, но, в отличие от Фолкета, понимает, что ты не собиралась убивать Едвигу, что это роковое совпадение, очевидная глупость с твоей стороны, обернувшаяся трагедией.
— Он не обвиняет меня? — оживилась Ясмина. — Он не считает меня убийцей его невесты?
— Не надо, маленькая, — покачал головой отец, — здесь надежды для тебя нет. Дэвойр, несмотря на то, что не верит в совершенное тобой преднамеренное убийство, все же считает тебя виноватой в смерти Едвиги. И он так же, как и Фолкет, требует тебя наказать. Другое дело, что не так жестоко.
— А что для меня требует Фолкет? — спросила сникшая Ясмина.
— Пока не думай об этом. Он слишком много хочет. Но от одного его требования мы не можем отмахнуться или как-то избежать его, потому что он в своем праве.
— И что же это за требование? — насторожилась Ясмина.
— Он вызывает нас на Суд Справедливости Волеронов, который всегда происходит в старом Зале Правосудия, и он находится в горах. И твое присутствие там обязательно.
— Зал правосудия? — переспросила Ясмина. — И что меня там ждет?
— Там будет не один судья, как у нас в Змеиной пустоши. Судить будет совет, состоящий из нескольких достойных волеронов, которые заслужили среди нас уважение и репутацию честных и благородных. По крайней мере, те, кто надеется на неподкупное и беспристрастное правосудие, в это хотят верить. Суд Справедливости собирается редко, и далеко не каждое дело удостаивается рассмотрения им.
— А я, значит, оказалась достойна?
— Я думаю, дело в том, что… чистокровную волеронку убила… прости… полукровка, — с трудом, запинаясь, произнес отец.
— А стоит ли мне в таком случае надеяться на честное и беспристрастное правосудие в отношении себя? — вскинулась Ясмина. — Ведь раньше меня бы просто убили без суда и следствия!
— Да, так бы и было! — неожиданно жестко сказал отец. — По старым законам тебя бы убили сразу же, не разбираясь. Но мы теперь живем в новом обществе. И они не посмеют относиться к тебе, и судить тебя как… как…
— Чего уж там, договаривай — как эт-дэми, — с горечью произнесла Ясмина.
Отец придвинулся к дочери, схватил ее в охапку, прижал к себе, она уткнулась ему в грудь и тихо заплакала.
— Не надо, не плачь, я не оставлю тебя там одну, буду рядом, и не позволю им…
— Скажи, — перебила его глухо Ясмина, хлюпая носом, — а ты когда-нибудь обращался в этот Суд справедливости, требуя наказать виновного?
— Да, — коротко ответил отец, целуя дочь в макушку.
— И что? — все так же глухо, уткнувшись в грудь отца, спросила Ясмина.
— Я проиграл.
— Значит, ты не добился справедливости? — удивилась она, поднимая голову и заглядывая в глаза отца.
— Я был не прав тогда, — ответил отец, — и я рад, что проиграл.
— А-а-а-а, — протянула Ясмина, догадываясь, о чем говорит отец.
— Суд собирается через три дня. Нам надо обсудить, о чем можно говорить на суде, а о чем лучше промолчать или выразиться по-другому, чтобы поменять значение, — деловито произнес отец, выпуская из объятий дочь и вставая. — Сейчас ты умоешься, я велю подать нам сюда обед, а потом мы обсудим, что нас может ждать на суде. Скоро придет Айтал и присоединится к нам.
