В доме деда нашлись старые платья Ясмины, которые она носила лет в тринадцать, они ей оказались впору, разве что были коротковаты, но их быстро надставили широким кружевом. Приглашенная швея долго сокрушалась худобой Ясмины, но обещала пошить новые платья в короткие сроки.
Дед и его жена пытались выспросить у Ясмины о ее жизни в монастыре, но она отказалась что-либо рассказывать. Те повздыхали, но отстали с расспросами.
За два дня, конечно же, больших перемен во внешности не могло произойти, но теперь у нее были подпиленные ногти, чистые, промытые волосы, смягченная, увлажненная кожа, мягкое и нежное белье, шились легкие и красивые платья. А так же она была в тепле, сыта и выспалась в уютной кровати.
Стук в дверь заставил Ясмину вздрогнуть, она и от этого отвыкла, в монастыре дверей, как таковых не было, проемы занавешивались тряпками, висящими там, казалось со дня основания.
— Войдите! — крикнула Ясмина, сев на кровати.
Вошедшая служанка спросила где она будет завтракать — здесь или выйдет в столовую. Ясмина решила, что общение с дедом и бабушкой ей не повредит, поэтому она выбрала позавтракать с ними.
Она умылась, оделась, служанка из коротких волос умудрилась соорудить прическу.
В столовой Ясмина застала не только деда с его женой, но и Айтала.
— Ты стала лучше выглядеть, Яська, — сказал он, улыбаясь и обнимая ее.
— Спасибо, — ответила она, — но все же не так хорошо, чтобы предстать перед отцом и матерью.
— Да уж, — помрачнел брат, — стоит, наверное, подождать еще немного, а то отец камня на камне не оставит от монастыря, а мать в обморок упадет. Но она рвется к тебе, так что, возможно, появится, не дожидаясь твоего разрешения. Как ты себя чувствуешь? Не хочешь рассказать, как ты жила эти годы?
— Я хочу есть, — ответила она, чем вызвала суета вокруг себя, — а потом хотела бы услышать от тебя все, что случилось за это время, пока меня не было. Я же ведь ничего не знаю.
— Но отец, мать и я писали тебе, а в ответ получили всего три письма, — сказал брат, усаживая Ясмину заботливо за стол.
— Увы, но я получила только два письма от отца и то половина их была вымарана, — вздохнула Ясмина, наблюдая, как жена деда накладывает ей полную тарелку еды.
— Думаю, с этим монастырем следует разобраться, — нахмурился брат.
— А я думаю, это не в вашей с отцом компетенции.
— Это так, мы мало что сможем сделать. А ведь это не самый строгий монастырь, что же творится в других? Или это только тебя там морили голодом?
— Нет, там все послушницы живут впроголодь и работают до изнеможения. Но не будем об этом. Ты расскажешь о себе и всей нашей семье? Что я пропустила? Ты еще не женился?
— Нет, еще пока не женился, — улыбнулся Айтал, — но у меня есть невеста, мы ждали тебя, чтобы сыграть свадьбу.
— О! Я тебя поздравляю! Кто она, твоя невеста? Ты любишь ее?
— Она дочь регира Дома Грозового ветра, и мы симпатизируем друг другу.
— Я про любовь спрашивала, — усмехнулась Ясмина, — впрочем… симпатия тоже не плохо… наверное…
— Мы пока мало знаем друг друга, она еще юна, красива, и, как мне кажется, умна.
— Я желаю тебе счастья, Айтал.
— Спасибо. У Альги тоже появился жених, помолвки еще не было… ждали тебя… но предварительные договоренности уже есть.
— У Альги жених? — опешила Ясмина. — Она же еще маленькая!
— Ей уже идет восемнадцатый год, и отец решил не затягивать с ее замужеством.
— Чтобы не получилось, как у меня? — с горечью спросила Ясмина.
— Ну что ты, — протянув руку, Айтал погладил сестру по плечу.
— Да и правильно, — встрял дед, — пусть Альга выходит замуж, несмотря на то, что еще старшая сестра не выдана.
— А я не хочу замуж! Тем более за волерона!
— Ну, поживи тогда с нами подольше, — предложил дед, — может, кто тебе у нас в княжестве глянется.
— Да не нужен мне никто, деда, — отмахнулась Ясмина.
— Ну-ну.
— Как отец? Мать? Как младшенький с Кловисом? — обратилась она к брату.
— Все хорошо с ними, за младшенького отец взялся, воспитывает его, — усмехнулся Айтал.
— Надеется, что хоть из него толк выйдет? — улыбнулась Ясмина невесело.
— Ага, выйдет из него толк, большего шалопая, чем он, я не видел, — рассмеялся Айтал.
— Тех, кто участвовал в моей охоте, всех наказали? — как можно равнодушнее спросила Ясмина, ковыряясь в тарелке.
— Всех. А так же отец все-таки добился упразднения Суда волеронов. — стал серьезным Айтал. — Теперь все должны подчиняться законам, никаких других приговоров не может быть. И еще… отец пробил новый закон ужесточающий наказание за охоту, вплоть до смертной казни. Теперь вряд ли появятся желающие играть в такие жестокие игры.
— А что с Дэвойром? — осторожно спросила Ясмина.
— А он женился полгода назад.
— Что ж, желаю ему счастья. Правда, искреннее желаю.
— Два месяца назад освободился Фолкет.
— А вот про него не хочу ничего знать.
— Он пришел сразу же к отцу и опять попросил твоей руки.
— Да что же он никак не успокоится! — раздраженно бросила Ясмина на тарелку вилку.
Ей очень хотелось спросить об Аруане, но она почему-то страшилась это сделать. Может, потому, что боялась услышать — он тоже женился или вскорости женится?
Они еще поговорили, и Айтал ушел, сославшись на занятость.
А Ясмина отправилась в свою комнату и улеглась спать.
Глава 36
Перед обедом ее разбудили: пришел лекарь, которого дед вызывал еще в первый день ее возвращения. Осмотрев тогда Ясмину, он вынес вердикт, что, несмотря на истощение, здоровье у нее пусть и не отменное пока, но ничего непоправимого он не видит. Дав советы по питанию, сну, отдыху, оставив общеукрепляющий эликсир, лекарь уехал, пообещав наведаться дня через два. И вот он опять появился и снова выдал общеукрепляющий эликсир, озвучил все те же советы и отбыл. Но и без него жена деда заваривала для Ясмины какие-то травы, сушеные ягоды и плоды, поила ее этими настойками, капала какие-то капли в чай. Ясмина безропотно все принимала.
Вечером, как и предупреждал брат, появилась мать, но вместе с ней и отец. Мать, увидев входящую в гостиную дочь, как и следовало ожидать, расплакалась, отец побледнел, сжал зубы так, что казалось раскрошит их в пыль.
Ясмина, подойдя к матери, обняла ее, уговаривая не плакать, что все уже позади. После того, как Ясмина освободилась из рук матери, настал черед отца. Он долго держал ее в объятиях, целовал макушку, висок, молчал.
