— Прости, — наконец хрипло произнес он, — я виноват перед тобой. Судя по всему, нелегко тебе пришлось там.
— Теперь уже все позади, — подняв голову, ответила Ясмина, — пусть это будет хоть бы малая плата за мою глупость. Голод и холод, что я переносила в стенах монастыря не вернут Едвигу и не умалят мою вину за ее гибель. Но хоть так… хоть что-то… Зато теперь я ценю такие простые вещи, как теплая вода, чистая одежда и сытная еда.
— Я… этот… монастырь… — прохрипел сдавленно отец.
— Нет, папа, — перебила его дочь, — не надо. Это не в твоей власти, прошу, не надо замахиваться и на богов.
— Вряд ли наша богиня благословила издевательства над послушницами в стенах своего монастыря. Все, что там делается, это не ее воля, а тех, кто творит ужасы, прикрываясь именем богини.
— И все же… не надо, — попросила Ясмина.
Она выскользнула из объятий отца и, отойдя от него, устроилась на диване. К ней тут же подсела мать, опять обняла ее, тихо плача.
— Ты понимаешь, что такое нельзя оставлять просто так… они же чувствуют себя безнаказанными, — произнес отец, садясь по другую сторону от дочери. — А что будет дальше? Какие еще зверства они придумают. Пытки? Убийства? И почему тебя морили голодом? Я заплатил этому монастырю столько… что хватило бы заказывать туда обеды из самого дорогого ресторана. Я этот монастырь… призову к ответу.
— И все же… не надо этого делать, — настаивала Ясмина, — я жива, лекарь говорит, что большого урона здоровью не нанесено, со временем все наладится. Это было мое наказание, я его вынесла. Папа, прошу тебя, услышь меня. Ничего не надо, не надо мстить за меня монастырю, не надо устраивать с ними никаких разборок. А если тебе жалко денег…
— Ты с ума сошла! Мне не жалко этих денег, пусть они подавятся ими. Дело ведь не в этом, а том, что тебя морили голодом, даже несмотря на то, что я заплатил им!
— Папа, хватит, — устало произнесла Ясмина, — я же сказала, это было мое наказание.
— Не нравится мне с каким смирением ты это говоришь, — свел хмуро брови отец.
— Не бойся, — попыталась скривить в улыбке губы Ясмина, — смирению я там не научилась. А следовало бы, — вздохнула она.
— Ну-ну, — недовольно пробурчал отец.
— Хватит обо мне. И, мам, перестань, пожалуйста, плакать, — погладила руку матери Ясмина, — лучше расскажи о готовящейся свадьбе брата и что за жених у Альги. А то Айтал мало что рассказал. Мужчина… что с него взять…
— Ну, вы тут пока поговорите, — поднялся отец, — а я пойду, с тестем повидаюсь.
Мать вытерла слезы, оживилась, стала рассказывать о том, что произошло за эти три года.
Ясмина с жадностью слушала мать, радовалась за брата и сестру. Но и в тоже время ей было немного обидно и больно, что все это прошло мимо нее, и вряд ли подобное теперь и у нее будет в жизни.
Но винить ей некого. Все, что случилось с ней — следствие ее дурости, самовлюбленности, желания досадить тем, кто, как тогда казалось, сделал ей больно, ущемил в чем-то.
Что ждет ее? Родители не бросят бедовую, как сказала мать, дочь, будут пытаться устроить ее жизнь. Но кому она будет нужна? Тем более теперь, когда от ее красоты ничего не осталось.
Ясмина осторожно попыталась выспросить у матери об Аруане, но та ничего не знала о нем.
Вернулся отец, предложил Ясмине забрать ее немедленно из дома деда, но она отказалась. Попросилась пожить еще немного в княжестве, подальше от Пустоши, объяснив: ей надо хоть немного вернуть себе подобающий вид, чтобы не пугались те, кто ее знал раньше. Отец, скрепя сердце, согласился оставить пока дочь у деда.
Мать ушла проведать своего отца и его жену.
Амьер, подсев к дочери, завел разговор о Фолкете, к неудовольствию Ясмины.
— Он опять набрался наглости и приходил просить твоей руки, а когда я наотрез отказал ему, попросил разрешение ухаживать за тобой, встречаться, пусть даже в присутствии меня или твоих братьев.
— Я не хочу о нем ничего слышать, — ответила Ясмина, — и не потому, что зла на него или обижена. Просто… я не желаю, чтобы он как-то возникал в моей жизни. Нам с ним… мы с ним… никогда не сможем забыть то, что причинили друг другу. Он не простит мне гибель сестры, а я… я… всегда буду помнить… что он сделал… мне.
— Твоя мать когда-то простила меня.
— Я не твоя жена, папа, и всепрощением никогда не страдала. И мама, наверное, уже тогда любила тебя. А я… я… не люблю Фолкета.
— А Дэвойра… ты любишь? — осторожно поинтересовался отец.
— Ты беспокоишься, что я узнала о его женитьбе? Не стоит, папа. Я порадуюсь за него, если он будет счастлив в браке. А моя любовь… она прошла. Он красив, очень красив, он буквально ослеплял меня этой своей красотой. Да, я желала его себе присвоить, что уж притворяться, но… было ли это любовью… в этом я сомневаюсь.
— Он, вроде бы, не выглядит несчастным рядом с женой.
— Еще раз повторю — я буду рада, если он нашел новую любовь.
— Но, как говорится, время лечит, и почему же ты думаешь, что Фолкет…
— Дэвойр потерял невесту, и, дай боги, если он влюбился вновь и счастлив, — перебила отца Ясмина, — а вот Фолкету уже никто не вернет сестру и не заменит ее никто.
— И все же…
— Папа! Я тебя не понимаю! Ты что пытаешься мне навязать Фолкета? После всего, что он сделал мне? Да ты первый должен прогонять его прочь и не подпускать ко мне ни при каких обстоятельствах! А! Ты думаешь, что никто, кроме него не позарится на меня? Так и он передумает, как только увидит в какое убожество я превратилась!
Отец сгреб в охапку рыдающую дочь и прижал к себе.
— Ч-ш-ш-ч-ш-ш, успокойся, милая, не надо, — уговаривал он, гладя ее по голове и спине, — я никого тебе не навязываю. А пройдет совсем немного времени, ты поправишься, и снова превратишься в ослепительную красавицу. Женихи еще будут опять в очередь выстраиваться, несмотря ни на что.
— Не надо мне никого, — всхлипнула Ясмина, уткнувшись в грудь отца и с наслаждением вдыхая родной запах, — и не будет у меня толпы женихов после всего, что со мной приключилось.
— Ну-ну, все забудется со временем, образуется, утрясется. Да и уже позабылось многое.
— Как только я появлюсь, так сразу же все припомнят то, что я сделала и что мне за это было. Нет, на ярмарке невест я порченый товар.
— Глупости! — возразил отец. — Ты не товар и тем более не порченый!
Ясмина подняла голову и попыталась отодвинуться от отца, он выпустил ее из своих объятий.
— Папа, я хочу попросить тебя… — сказала она, серьезно и прямо глядя в глаза отца, — не принуждай меня выходить за кого-либо замуж по твоему выбору.
— Ну что ты, я против твоей воли…
— И даже если я так и не соберусь выйти замуж, — перебила отца дочь, — смирись с этим.
