Онлайн книга «История петербургских особняков. Дома и люди»
Из объявления, во-первых, следует, что вдова не жила в своем доме, а во-вторых, что она предлагала, в качестве одного из вариантов, сдать его в аренду с обязательством достроить. В 1753 году нашелся покупатель в лице архитектора Мартина Людвига (Мартына Павловича) Гофмана. Этот «каменных дел мастер», как именует его Якоб Штелин, возвел ряд зданий в Ораниенбауме, а из его петербургских построек до нас дошла, хотя и в измененном виде, бывшая немецкая школа (Петершуле) при лютеранской церкви Святых Петра и Павла на Невском проспекте. Гофман владел участком до 1790 года, после чего он перешел к его дочери, а потом к некогда знаменитому французскому танцовщику Пику. Особенно прославился он как автор и исполнитель прелестного балета, в котором 28 апреля 1791 года танцевал сольную партию на балу в Таврическом дворце, данном светлейшим князем Потемкиным в честь императрицы. 
А. П. Тормасов С 1802-го по 1808 год дом принадлежал будущему герою Отечественной войны генералу от кавалерии А. П. Тормасову, умудрившемуся потерять купчую крепость на свое владение и вынужденному разыскивать ее через газету. Надо полагать, в конце концов пропажа нашлась, и в 1809 году домом уже владел гофмаршал Степан Сергеевич Ланской, а после его смерти, в течение почти тридцати лет, – его вдова, Мария Васильевна. В 1820–1830-х годах здесь жил князь Владимир Федорович Одоевский, женатый на дочери Ланского, Ольге Степановне. В небольшом флигеле в Мошковом переулке, где помещались супруги Одоевские, по субботам собирались многие известные люди того времени. Обратимся теперь ко второму дому на рассматриваемом нами участке – я имею в виду дом корабельного мастера Пальчикова, где, кстати сказать, содержался до перевода в крепость возвращенный из-за границы царевич Алексей Петрович. О смерти владельца и продаже дома мы узнаем из «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1746 год: «Стоящий на Неву реку и в Немецкую улицу у Мошкова переулка бывшего Штатского Советника Филипа Пальчикова дом продан быть имеет». Это объявление интересно еще и тем, что здесь употреблено старое, постепенно исчезавшее название Миллионной – Немецкая улица. 
В. Ф. Одоевский Дом покойного Пальчикова покупает камергер императрицы Елизаветы Петровны Василий Иванович Чулков. На его примере можно наглядно проследить, как порой делались придворные карьеры. Бывшего придворного истопника со временем пожаловали в камергеры за безукоризненное исполнение особо интимных обязанностей стража царицына алькова. Каждый вечер он появлялся с матрацем и двумя подушками, чтобы провести ночь на полу у постели государыни. Верная заветам старины, Елизавета весьма жаловала обряд чесания пяток на ночь, для чего в спальню приглашались мастерицы этого дела. На рассвете они удалялись, уступая место Разумовскому, Шувалову или иному временному избраннику, но Чулков оставался на своем посту. В двенадцать часов дня императрица вставала, и случалось, что ее сторож в это время еще крепко спал. Тогда она будила его, вытаскивая из-под головы подушки или щекоча под мышками, а он, приподнимаясь, целовал свою благодетельницу в плечико, называя ее «белой лебедушкой». Столь фамильярная близость к царице принесла ему в конце концов чин генерал-поручика и орден Святого Александра Невского. К 1791 году бывший дом Чулкова перешел к любимице и наперснице другой императрицы, Екатерины II. Камер-юнгфера (а проще говоря – горничная) Мария Саввишна Перекусихина почти сорок лет оставалась при своей государыне, сопровождая ее во всех путешествиях, на прогулках, а иногда и во время парадных выездов. Она имела право являться в спальню государыни по первому звонку и помогала ей одеваться. Хорошо разбиравшаяся в людях, Екатерина высоко ценила сердечную преданность простой и малообразованной, но умной и покладистой Перекусихиной. В привязанности одинокой пожилой девицы чувствовался оттенок сентиментальной влюбленности, что дало повод Екатерине в шутку называть себя ее женихом. Однажды она подарила Марии Саввишне дорогое кольцо со своим портретом в мужском костюме, сказав при этом: «Вот тебе жених, которому, я уверена, ты никогда не изменишь». 
М. С. Перекусихина Пользуясь особым доверием Екатерины, Перекусихина любила ее не только как могущественную государыню, но и как обыкновенную женщину, со всеми присущими ей слабостями. Конечно же она знала больше всех о том, что называлось «комнатными обстоятельствами», но умела держать язык за зубами: ни один из ее многочисленных рассказов, записанных современниками, не касался интимной стороны жизни императрицы. После смерти матери Павел пожаловал Перекусихиной пожизненную пенсию и земельные угодья. Кроме того, как написано в указе, «в рассуждении долговременной и усердной службы, всемилостивейше пожаловали ей в вечное и потомственное владение дом бывшего придворного банкира барона Сутерланда… состоящий на берегу реки Невы, с принадлежащим к нему местом и строением» [3]. Мария Саввишна не пожелала перебираться в пожалованный ей особняк на Английской набережной (дом № 66), продав его голландскому купцу Бетлингу, а сама поселилась в собственном небольшом домике неподалеку от дворца. Там, окруженная портретами Екатерины и ее мебелью, она мирно доживала свой век среди близких людей – племянницы Е. В. Торсуковой, ее мужа и дочери. «Как теперь гляжу я на эту милую старушку, скромно, но всегда опрятно одетую, низенькую ростом, худенькую, в белом, как снег, накрахмаленном чепчике, из-под которого виднелись слегка напудренные волосы, сидящую за своим столом с книжкою или за гранпасьянсом», – пишет в своих воспоминаниях, относящихся к 1818 году, Д. Н. Свербеев. Он же изображает ряд забавных сценок, разыгрывавшихся время от времени в доме отставной камер-юнгферы. Среди посетителей гостеприимного жилища был П. И. Сумароков, некогда известный, ныне же забытый писатель, племянник знаменитого драматурга. «По семейному чувству он предпочитал… дядю своего, Сумарокова, как поэта и автора, великому Ломоносову. Я был однажды свидетелем весьма интересной литературной, а вернее сказать, ругательной схватки между двумя потомками этих двух великих писателей давно минувшего времени. Соперницей в споре с Сумароковым была девица Константинова, внучка Ломоносова. Спорили, а потом бранились они между собой за обедом у Перекусихиной, к соблазну десятка собеседников. Старушка-хозяйка долго с негодованием их слушала и насилу угомонила», – писал в своих «Записках» Д. Н. Свербеев. |