Онлайн книга «Петля»
Позвонили. Антон вскочил, на подгибающихся ногах метнулся было открывать – и остановился, застыл. Звонок был один, короткий. И на часах ещё только начало девятого. Кто? Тот, киллер? Или дублёр? У них ведь бывают дублёры? Наверняка… Посмотреть в глазок? Нет – заметит затемнение там, в крошечном стеклянном кружочке, и выпустит обойму. Дверь обычная, деревянная, советских времён, когда не боялись… Да боялись, и квартирных воров было как грязи, но не ставили стальные. Не принято, и где взять… «О чём я думаю?» Антон тряхнул головой, в шее громко хрустнуло. Но больно не стало. Как у неживого. Ещё звонок, длинней, настойчивей. – Тош, – изумлённый голос жены за спиной, – что не открываешь? – А?.. Но кто это может?.. – Эти пришли. Они сказали ведь: десять минут девятого. – В девять тридцать. – Это потом… А эти – в десять минут… – А… – Вспомнил, что многое пропустил во время последней встречи, и стало стыдно: жена могла подумать, что испугался. Подошёл к двери, глянул в глазок. На площадке стоял Пётр, за ним кто-то ещё. Отлегло. Повернул вправо ручку сначала одного замка, потом второго. Открыл дверь. Из подъезда пахнуло затхлой прохладой. Такой сквознячок, наверное, гуляет в склепах с разбитыми окнами. – Антон Аркадьевич, впустите? – строго и в то же время с ноткой иронии, что ли, спросил Пётр и шагнул на Антона; Антон посторонился. За Петром следовали ещё трое. В гражданском, естественно, но сидящем как форма. Джинсы, кроссовки, рубашки – разного цвета, а словно одинаковые, в одном магазине купленные… У двоих, несообразно одежде, дипломаты в руках. Вернее, кейсы – крупнее дипломатов и явно металлические, хотя и обтянутые дерматином. – Здравствуйте… Здравствуйте… Здравствуйте, – произносили, ровняясь с Антоном, и затем снова: – Здравствуйте… Здравствуйте… Здравствуйте, – его жене. – Шторы! – крикнул шёпотом, но именно крикнул Пётр. – Шторы задёрните! Елена побежала. – На кухне сначала! Расположились на кухне как хозяева. Защёлкали кейсами. – Так, Антон Аркадьевич, – принял Пётр из рук помощника футболку, – переодевайтесь. В футболке было три отверстия. Сквозных. Явно пробитых пулями – на спине нейлон по краям запёкся. На груди отверстия были больше, рваные. – На специальном манекене пробивали, – сказал Пётр. – Всё профессионально… По легенде, киллер будет стрелять почти в упор: вы открываете дверь, видите пистолет, разворачиваетесь, чтобы бежать в глубину квартиры, и он стреляет. – Лучше бы в грудь, – бормотнул Антон. – А вы бы выдержали неподвижное лицо во время всех манипуляций? Антон не ответил. – Вот и мы о том же. Переодевайтесь. Антон торопясь, но всё равно, как ему казалось, страшно медленно стянул ту футболку, что была на нём. Другая оставалась в руке и через рукав пролезла с усилием. Подал целую жене, надел пробитую. Спине сразу стало колюче и холодно. Колюче и холодно в тех местах, где были отверстия; холод просочился внутрь, и вот стало холодно груди. Как три туннеля сквозь него прорыли. «Успокойся! – мысленно прорычал Антон. – Успокойся, мудень!» – А Василий где? – спросил вслух. – Василий? Василий на месте, не беспокойтесь… Так, – Пётр оглядел его, – штаны нормальные. Это ведь домашние? – Домашние, – ответила жена эхом. – Шлёпки – тоже хорошо. Достоверно… Хотите в туалет? Я серьёзно – часа два-три придётся терпеть. – Не хочу… – Да?.. Что ж, тогда на грим. Его усадили под лампой, и двое мужчин занялись обработкой спины, груди, лица. Тыкали в отверстия кисточками то с тёмно-, то со светло-красным, мазали по щекам, губам, лбу. Пахло неприятно – одновременно мясом и краской. Антон хотел спросить, что это, но не стал. Какая разница… Молчал, прикрыв глаза. Никого не хотелось видеть, даже жену. – Так, – голос Петра, – хорошо. Что ж, девять ноль семь. Через пять минут – последний штрих. Курите? Антон не понял, кого он спрашивает. – Курите, Антон Аркадьевич? – Нет… Нет, не курю. Пётр повернулся к Елене. – Вы-то как? Всё помните? Ванна, выбегаете, звонок в скорую, через три минуты – в полицию. Бригада скорой будет наша, полиция – не в курсе. – Да, вы говорили. – Ну, не грех повторить. На вас, Елена Сергеевна, вся надежда. Антон Аркадьевич что-то раскис совсем. – Я не раскис! – вздёрнулся Антон и почувствовал лёгкие уколы прилипшей к коже футболки. Точно там действительно раны, и коросты срослись с тканью… – Нет? Ну и славно. Подождём. Ожидание последнего штриха. Для Антона и Елены изводящее, для остальных… Безымянные мужчины стояли неподвижно и спокойно смотрели на Антона. Не равнодушно, а именно спокойно. Они, скорее всего, с бо́льшим интересом смотрели бы, например, на магнитики на дверце холодильника или на хозяйку квартиры, но их подопечным был Антон, и они смотрели на него. Соблюдали профессиональный этикет, что ли. Но это спокойствие было зловещим – как роботы. Или как люди, которые ждут, когда придёт время запустить робота. Лишь Пётр вёл себя иначе: вертел головой, пересекаясь с Антоном взглядами, подмигивал. Улыбался Елене, покачивался то на носках, то на каблуках, вздыхал, покряхтывал. Тикали часы. Антон зачем-то стал вслушиваться в тиканье, и оно быстро стало невыносимым. Захотелось зажать уши, вскочить и уйти. Рухнуть в кровать, зарыться, завалить себя одеялом, подушками. – Так, пора, – объявил Пётр. – Прошу, Антон Аркадьевич, на пол. Тут же один из мужчин вынул из кейса пластмассовую бутылку с ярко-красным. Почти малиновым. – Это что? – дрожа голосом, спросила Елена. – Кровь. Свиная. – Зачем – свиная? – А какую надо? Свиная хорошо имитирует человеческую. Артериальную. Антон медленно, мелкими шагами пошёл в прихожую. Мелкими не от страха – просто каждое мгновение ожидал, что велят остановиться. Так бы хватило шагов пяти, чтоб от кухни дойти до входной двери. Антон был высоким, ноги длинные. В школе всё время тащили в баскетбольную команду… Пётр придержал за локоть: – Вот здесь. Ну-ка приляжьте. Это неправильное «приляжьте» заставило Антона хмыкнуть, и лицу стало больно. Грим подсыхал, стягивал кожу. Лёг на живот. Ногами к двери. – Так, так, – сверху раздумчивый голос. – Правую руку согните, и кисть под себя. Левую откиньте. Да, по направлению к комнате. Вы же туда как бы рванули. Хорошо, та-ак… – Но в голосе появилось сомнение. – М-м, не нравятся мне шлёпанцы. Да и штаны. Нехорошо это выглядит, несерьёзно. |