Книга Королевский убийца, страница 119. Автор книги Робин Хобб

Регал напрашивался на неприятности, так легко относясь к их скорби. Я знал, что они не собирались разговаривать о пиратах за столом, но взятый принцем праздничный тон беседы совершенно расходился с целью их приезда. Я подумал, знает ли он, как тяжко оскорбляет их. Кетриккен, по-видимому, понимала это. Не единожды я видел, как она сжимала зубы или опускала глаза после очередной шутки Регала. К тому же принц слишком много пил и становился все более развязным. Мне очень хотелось бы знать, что такого смешного он находит в собственных словах.

Обед казался бесконечным. Целерити быстро увидела меня за столом. После этого мне трудно было избежать оценивающих взглядов, которые она бросала в мою сторону. Я приветливо кивнул ей в первый раз, когда наши глаза встретились, и увидел, что она озадачена моим местом за столом. Я не мог себе позволить вообще не глядеть на нее. Регал и так вел себя достаточно оскорбительно, чтобы еще я пренебрегал дочерью герцога Бернса. Я чувствовал себя балансирующим на острие ножа и был благодарен, когда Шрюд поднялся и королева Кетриккен настояла на том, чтобы взять короля под руку и проводить в его покои. Регал пьяно нахмурился, увидев, что общество так быстро расходится, но не сделал никаких попыток убедить герцога Браунди и его дочерей остаться за столом. Они извинились – довольно сдержанно – и удалились, как только ушел король Шрюд. Я тоже сослался на головную боль и оставил своих хихикающих соседок, предпочтя им одиночество собственной комнаты.

Когда я открыл дверь и вошел в спальню, то почувствовал себя самым бессильным человеком в замке. Вот уж действительно, безымянный мальчик-псарь.

– Похоже, ужин совершенно очаровал тебя? – поинтересовался шут. Я вздохнул и не стал спрашивать, как он вошел. Нет смысла задавать вопросы, на которые все равно не получишь ответа. Он сидел у очага – силуэт на фоне танцующего пламени. Он был необычно тих – никаких звонких колокольчиков, никаких обескураживающих насмешливых слов.

– Ужин был невыносим, – сообщил я ему и стал зажигать свечи. Моя головная боль была не совсем выдуманной. Я сел, потом со вздохом лег на свою кровать. – Не знаю, куда идет Баккип и что я могу сделать для него.

– Может быть, того, что ты уже сделал, достаточно? – спросил шут.

– В последнее время я не делал ничего достойного упоминания, – ответил я, – если не считать того, что понял, когда надо было прекратить пререкаться с Регалом.

– Значит, всем нам пора научиться этому искусству, – угрюмо согласился он, подтянул колени к подбородку и обнял их руками. Потом вздохнул: – Неужели у тебя нет никаких новостей, которыми ты бы мог поделиться с шутом? Очень благоразумным шутом?

– У меня нет никаких новостей, о которых ты бы не знал раньше меня. – Темнота в комнате была приятной. Моей голове стало легче.

– Ах, – он деликатно помолчал. – Тогда, может быть, я вправе задать вопрос? На него можно ответить или нет, по твоему усмотрению...

– Побереги силы и задай его. Я знаю, что ты все равно это сделаешь, независимо от того, разрешу я тебе или нет.

– Безусловно, тут ты прав. Хорошо, вопрос. Ах, я удивляю сам себя, я краснею, истинная правда. Фитц Чивэл, ты, ненароком, не сделал собственного Фитца?

Я медленно сел и уставился на него. Он не пошевелился и не вздрогнул.

– О чем ты спрашиваешь? – тихо спросил я.

Теперь он тоже говорил тихо, почти оправдываясь.

– Я должен знать. Молли носит твоего ребенка?

Я прыгнул на него с кровати, схватил за горло и рывком поднял на ноги. Я замахнулся и остановился, потрясенный тем, что увидел на его лице при свете огня.

– Валяй, бей, – тихо посоветовал он. – Новые синяки будут почти не видны на старых. Я могу прятать лицо еще несколько дней.

Я отвел руку. Странно, насколько чудовищным показалось то, что я только что собирался сделать, когда обнаружил, что это уже было сделано кем-то другим. Как только я отпустил его, он отвернулся, как будто стыдился своего бесцветного распухшего лица. Быть может, его прозрачная кожа и тонкие кости делали все еще более ужасным. Как будто кто-то избил ребенка. Я встал на колени у очага и начал раздувать огонь.

– Не очень хорошо выглядит? – спросил шут. – Предупреждаю, что от хорошего освещения не наступит улучшения.

– Сядь на мой сундук с одеждой и сними рубашку, – резко сказал я. Он не пошевелился. Я не обратил на это внимания. У меня был маленький котелок для чая. Я поставил его на огонь, зажег свечи и поставил их на стол, а потом вынул мой маленький сундучок с травами. Я не держал в своей комнате слишком большого запаса. Теперь мне было жаль, что у меня нет “арсенала” Баррича, но я был уверен, что если я отправлюсь за ним в конюшни, к моему возвращению шут исчезнет. Те снадобья, что были у меня в комнате, в основном применялись при синяках, порезах и других повреждениях. Они подойдут.

Когда вода согрелась, я налил немного в таз для мытья и добавил щедрую горсть трав, предварительно растерев их в порошок. Я нашел в сундуке с одеждой рубашку, из которой вырос, и разорвал ее на части.

– Выйди на свет, – потребовал я. Через мгновение он подчинился, но двигался медленно и робко. Я быстро оглядел его, потом взял за плечи и посадил на свой сундук с одеждой.

– Что с тобой случилось? – спросил я, испуганный его изуродованным лицом. Губы его были разбиты и распухли, один глаз заплыл так, что почти не открывался.

– Я прогуливался по Баккипу и расспрашивал разных людей с отвратительным характером, не завели ли они бастардов.

Я яростно сверкнул глазами, но здоровый глаз шута стойко выдержал мой взгляд. Белок этого глаза был весь в красных прожилках. Я понял, что не могу ни сердиться на него, ни смеяться.

– Ты должен достаточно знать о медицине, чтобы позаботиться об этом. Теперь сиди смирно. – Я намочил тряпку и бережно, но твердо прижал к его лицу. Через мгновение он расслабился. Я смыл губкой засохшую кровь. Ее было немного; по-видимому, он вымылся после избиения. Но некоторые раны продолжали кровоточить. Я легко пробежал пальцами по его челюсти и вокруг глазниц. – Кто это с тобой сделал? – спросил я.

– Я заходил в несколько дверей или в одну и ту же несколько раз. Смотря о какой ты спрашиваешь. – Для человека с разбитыми губами он разговаривал довольно бойко.

– Это был серьезный вопрос, – сказал я.

– Как и мой.

Я снова сверкнул на него глазами, и он отвел взгляд. Некоторое время мы оба молчали. Я искал горшочек с мазью от царапин и порезов, которую дал мне Баррич.

– Я действительно хочу услышать ответ, – напомнил я ему, снимая крышку с горшочка. Знакомый едкий запах ударил мне в нос, и я внезапно с поразительной силой ощутил тоску по Барричу.

– Как и я. – Он слегка вздрогнул под моим прикосновением, когда я начал накладывать мазь. Я знал, что она щиплется. Я также знал, что она хорошо действует.

– Почему ты задаешь мне такие вопросы? – спросил я наконец.