Кроватей хватило далеко не всем, но Тедди повезло. Шарлотта положила ладонь на его лоб, словно проверяя, нет ли жара. На самом деле, ей просто было жизненно необходимо это прикосновение. Живой, живой и рядом с ней! Больше никакой неизвестности.
Едва найдя силы на то, чтобы добрести до палатки и стащить с себя испачканную форму, Шарлотта упала на постель и заснула.
***
– Мне нельзя с тобой просто так разговаривать, поэтому давай я поменяю твои повязки, – улыбнулась Шарлотта. – Доктор приходил?
– Нет.
Тедди смотрел на нее с недоумением. Улыбка пропала с губ Шарлотты.
– Ты меня узнаешь? – она наклонилась вперед, дотронувшись до плеча Тедди.
– Не совсем. Мне кажется, мы раньше виделись.
Глаза Шарлотты наполнились ужасом, но тут она заметила, как дернулся уголок губ Тедди, не прикрытый повязкой.
– Ты что… ты пошутил? Как меня зовут? – она потрясла пациента.
– Больно, – пожаловался Тедди, больше не пытаясь сдержать усмешку. – Я в порядке, Лотти, честно.
– Как можно шутить такими вещами и в таких обстоятельствах? – громким шепотом возмутилась Шарлотта.
– А что вообще ты в этих обстоятельствах делаешь? Джон, негодяй, даже не сказал, что ты на фронте. Я был уверен, что ты в Лондоне, в безопасности.
– А ты знаешь, что это такое – сидеть сложа руки и не иметь возможности вам помочь?
– Кому это нам? – Тедди приподнял бровь.
– Нашим мужчинам – армии.
– Так помогай. Сама сказала, нельзя просто так болтать с пациентами.
Он с трудом сел. Перед глазами все поплыло, Тедди дернулся от короткой резкой боли в левом ухе.
– В порядке он, – Шарлотта покачала головой и помогла снять пижамную куртку.
– На самом деле мне очень больно, но ты меня раздеваешь – сбылись мечты. Как я тебе, кстати?
– Будто я не видела тощих раненых солдат, – буркнула Шарлотта, разматывая бинт на груди, на котором едва проступила кровь.
Она коснулась круглого стянутого шрама на правом плече Тедди.
– Это – Сен-Мийель, – пояснил Тедди и показал на свежие раны. – А это – Данн. Шрамы на теле воина – карта мест, по которым его пронесло войной.
– Молчи, воин, – снова улыбнулась Шарлотта, обрабатывая раны и заново накладывая повязку. – И ложись. Вот так. Я же знаю, что тебе очень больно.
– Я почти тебя не слышу, и все тело ломит, – сознался Тедди. – Особенно вдыхать больно. Ребро…
Шарлотта кивнула и сняла повязку с лица.
– А это даже боюсь спросить, что такое, – сказал Тедди.
– А это будет шрам через половину лица, – дрогнувшим голосом откликнулась Шарлотта. – Я старалась зашить как можно ровнее.
– Ты? Ужас какой, – Тедди закатил глаза. – И на кого я буду теперь похож?
«На мужчину, которого я люблю», – подумала Шарлотта, чувствуя, как розовеет лицо.
– Ага, краснеешь. Стыдно за свое рукоделие? До сих пор помню твой каменный шарф. С лицом то же самое будет?
– Ох, Тео! – она тихонько рассмеялась. – Тебя ничто не изменит, даже война.
– Напрасно ты так думаешь, – он отвел взгляд в сторону и замолчал.
– Правильно, помолчи. Тебе надо отдыхать. Ты и так самый бодрый контуженный из всех, кого я видела. И, кстати, Джон все равно не в курсе, в каком именно госпитале я работаю.
Тедди знал, что руки Шарлотты касаются его лица, но не ощущал прикосновений. Собственная щека казалась ему раскаленным, распухшим куском сырого мяса, лишенным чувствительной кожи. Губы, стянутые нитью, плохо слушались. Удивительно, что Шарлотта понимала его речь.
– Все заживет, – успокоила Шарлотта. – Останется тонкий белый шрам. И он ничуть… не испортит твои черты. Прекрати довольно улыбаться! Швы разойдутся.
– Помнишь, я говорил, что из тебя получилась бы отличная медсестра? Кто же знал… – пробормотал Тедди.
Он уснул, так и не дождавшись, пока Шарлотта закончит перевязку.
Сестра Уайт, накрыв пациента одеялом до подбородка, прошлась по палате, проверяя раненых, поправляя подушки и говоря слова утешения. Затем она вернулась к себе и пытливо вгляделась в небольшое зеркальце, перед которым девушки обычно прибирали волосы и надевали белые шапочки.
Так и есть. Зрелище неутешительное. Щеки впали, под глазами тени, брови не выщипаны. Но Тедди смотрел на нее как раньше, когда она была цветущей румяной молодой девушкой.
***
Нарушая устав, Шарлотта приходила в палату Тедди в любую свободную минуту, которых было не так уж много. Другие медсестры тоже подолгу сидели с ранеными, особенно с теми, кто сильно страдал или вовсе лежал на смертном одре. Но Шарлотта опасалась, не заметно ли то, что между ними происходит. Даже Мелани, знавшая о прошлом, не сделала бы медсестре поблажек за роман с раненым. Хотя, вряд ли со стороны было видно. Взгляды, улыбки, интонации голоса – романом это могла счесть разве что неспокойная совесть Шарлотты.
– Что произошло в ту ночь? – как-то спросила Шарлотта. – К нам привезли столько раненых.
– То же, что и всегда, – Тедди поморщился. – Я не хочу рассказывать. Не хочу, чтобы ты знала.
– Я уже знаю, – с горечью сказала Шарлотта, обводя взглядом остальные кровати. – Я много повидала. Хорошо, что Джона там не было. Когда мне сказали, что это ваша дивизия…
– Вот, значит, каково вам. Ждать и не знать, что с близкими. А мы порой так сильно заняты, что и подумать-то некогда.
– Как и мы здесь.
– Как же мы обманывались! Шли за подвигами, а что нашли? Могильный холод окопов, когда на тебе нет ничего сухого – вообще ничего, – он понизил голос до шепота. – Мы – пушечное мясо, мы отстали от Германии, безбожно отстали. У них оружие, технологии, а мы будто из викторианской эпохи на фоне немцев.
– Мы не победим? – тяжело вздохнула Шарлотта.
– Что за вопрос? Конечно, победим. На нашей стороне правда.
– Противник думает так же.
– Тогда я надеюсь, что их и вши так же едят. А я не чешусь, кстати, удивительно.
– Для больных тифом и окопной лихорадкой
43 у нас отдельная палата, – улыбнулась Шарлотта. – Вшей я не видела, когда тебя мыла, а одежда была в таком состоянии, что ее сожгли. Что?
Тедди крайне серьезно на нее смотрел.
– Ты меня мыла? – недоверчиво переспросил он.
