Книга Любовь как улика, страница 48 – Наталия Антонова

– Превосходные отношения! Люда иногда даже жаловалась на Бориса.

– Это ещё почему? – насторожилась Мирослава.

– Баловал Боренька сильно Леопольда. Любил его, как родного сына.

– Леопольда?

– Ну да, сыночка Баландиных.

– Интересное имя…

– Да. Его Боречка и придумал. Но в школе и в художественном училище мальчика все Полем называли. Он и сам так хотел.

– Сын Виталия художник?

– О да! Он ученик Боречкиного зятя. И Боря говорил, что мальчик подаёт большие надежды.

– А что-нибудь ещё связывало Гусарова в последнее время с другом детства?

– Боря с Виталиком рыбачить любили. И летом ездили с ночёвкой, у Виталика есть свой катер. И зимой рыбачили. И меня рыбой снабжали.

Морис с Мирославой переглянулись. Ни Ариадна Борисовна, ни Катя не говорили им о том, что Гусаров был рыбаком. Странно, что и дочь, и жена забыли упомянуть об этом хобби покойного. Хотя, может быть, просто не придали ему значения. Действительно, как любовь к рыбалке может быть связана с убийством? По всей видимости, никак. Волгина внимательно посмотрела на старую учительницу и подумала: «Может, Баландин вообще с кем-то другим рыбачил? Хотя, с другой стороны, Кудашова не похожа на человека, страдающего маразмом». У Мирославы чуть не сорвалось с языка: «А вы ничего не путаете?» Но она вовремя спохватилась, а ведь могла обидеть старую женщину бестактным замечанием.

– Эмма Даниловна, а Борис Аввакумович часто вас навещал?

– Почти каждый месяц, – с затаённой улыбкой проговорила Кудашова. – Ах да, – спохватилась она, – что же я тут сижу и гостей не угощаю. Я сейчас чайник поставлю. У меня и пирог с курагой есть. – Женщина уже собралась встать и бежать на кухню.

– Эмма Даниловна, не спешите, – остановила её Мирослава, – лучше расскажите нам ещё о Борисе Гусарове.

– Да что же я ещё могу вам рассказать о Бореньке? – Учительница озадаченно посмотрела на Мирославу, а потом на Мориса. Только тут она заметила, как он хорош собой, и подумала, что, наверное, очень сложно работать детективом такому красавцу. Все его сразу замечают и запоминают. – Она покачала головой в такт своим мыслям и тут вспомнила, что девушка-детектив попросила её ещё что-нибудь рассказать о Борисе. Она не знала, что им ещё рассказать о нём… Как он побеждал на олимпиадах? Как однажды в старших классах они сплавлялись летом по реке и Борис первым спрыгнул в холодную воду, когда их плот застрял и грозил вот-вот перевернуться. А ей потом на педсовете влепили выговор за то, что она пошла на поводу у класса и отправилась в это опасное путешествие.

– Что же вам рассказать о нём? – тихо спросила Эмма Даниловна.

– Каким он был? – так же тихо спросила Мирослава.

– Каким был Боречка? – переспросила старая учительница и, не выдержав, рассказала им о том сплаве.

– Значит, он был отважным и решительным?

– Этого у него было не отнять, – уверенно проговорила Кудашова.

– А каким он был в школе?

– В школе он был обычным сорванцом, – мягкая улыбка тронула губы учительницы, когда она погрузилась в воспоминания. – Учился, правда, хорошо. С ребятами в классе ладил, учителям порой грубил.

– Но не вам?

– Не мне, – улыбнулась Кудашова, – он любил мой предмет и всё ходил за мной, то одно выспрашивал, то другое.

Мирослава не могла похвастаться тем, что любила физику, поэтому о предмете больше расспрашивать не стала. Вместо этого спросила:

– А вы помогали ему подготовиться к экзаменам в институт?

– Немного помогала, – застенчиво ответила старая учительница и, не удержавшись, добавила: – Боречка со мной консультировался и когда диссертацию писал.

– Несомненно, что в его успехах была и ваша заслуга, – заметил Морис.

– Ну что вы! – смущённо отмахнулась Эмма Даниловна. – Боря очень способный! – И вспомнив о том, что произошло, добавила печально: – Был.

– Эмма Даниловна, а вы были знакомы с его жёнами?

– Да, – подтвердила Кудашова. – Он всех своих девочек приводил ко мне.

– И какое у вас о них сложилось впечатление?

– Ирма и Сонечка мне сразу понравились. А Катенька, как мне кажется, слишком уж молоденькая.

– Вы не знаете, почему распадались первый и второй браки Гусарова?

– Боречка очень влюбчивый был, – смущённо проговорила Эмма Даниловна. – Увидит, бывало, красивую женщину, и глаза у него, как прожектора, вспыхивают. А это, знаете ли, не каждая жена согласится терпеть, – вздохнула Кудашова.

– Вы правы.

– Вот и уходили от него девочки. А ведь так всё хорошо с каждой из них у Бореньки начиналось.

– А какие отношения у Бориса были с дочерью?

– С Ариадной? Чудесные! Он всегда присутствовал в её жизни. И даже став взрослой, Ариадна дружила со своим отцом.

– А с отчимом?

– Георгия Степановича Ариадна любит, как родного отца, – не стала скрывать Эмма Даниловна. – Она так всегда и говорила: «У меня два папы».

– И Борис Аввакумович не ревновал дочь ко второму мужу жены?

– По-моему, нет, – ответила Кудашова, – по крайней мере, я ни разу этого за ним не замечала. Мне казалось, даже наоборот.

– Что наоборот?

– Боря был доволен тем, как Тактолызин относится к его дочери. Сам Боря не смог бы помочь дочери организовать свой бизнес.

– Значит, в этом заслуга отчима Ариадны?

– Да, конечно, Георгий Степанович помог ей встать на ноги.

– А какие отношения у Бориса Аввакумовича были с зятем?

– По-моему, нормальные. По крайней мере, мне Боря никогда ничего плохого о нём не говорил.

– А вам нравятся картины Ильи Незвецкого?

– Да, очень, у меня даже есть одна его маленькая картина. Мне Боречка подарил, – похвасталась Эмма Даниловна и спросила: – Хотите, я вам покажу?

– Очень!

– Тогда пойдёмте, она у меня в спальне висит, – Кудашова встала и направилась к двери.

Маленькая спальня была выдержана почти в спартанском стиле. Узкая кровать, комод, небольшое трюмо со старомодными статуэтками, по-видимому, доставшимися Кудашовой от родителей или даже от бабушки с дедушкой. В углу шифоньер «времён очаковских и покоренья Крыма», рядом с ним книжный шкаф. Возле кровати два пуфика.

А над кроватью висела та самая картина, ради которой Эмма Даниловна и допустила гостей в святая святых. На картине был изображён залив, по берегу заросший камышами, тростником и дикими жёлтыми ирисами. А чуть дальше на глади воды широкие листья кувшинок, два цветка: один белый, один розовый. А на листьях грелись под лучами восходящего солнца жёлтые птенцы озёрных уток и… лягушки. Над всем этим пейзажем, радующим и умиляющим взор, нависали ветви старой ветлы.