
Онлайн книга «Проклятый лес»
![]() — Ваза, конечно, была очень красивая, — взяла она в руки мое заплаканное лицо. — Но реветь из-за такой ерунды? Я хихикнула и разревелась еще сильнее. — А что случилось? Почему все плачут? — удивленно воскликнула Лиззи. Она была совсем растрепанной и сонной. Похоже, её разбудил громкий звук падающей керамики. — А это-то что? — пнула она носком туфли осколок вазы. — Мам, это не твоя любимая ваза? Я перестала рыдать и почти успокоилась, Диана вытерла мои слезы тонким платком, вздохнула, отпустила меня и оглядела холл. — Она самая, — улыбнулась хозяйка дома. — Черт с ней с вазой! — рассмеялась женщина. Элизабет забавно выпучила глаза. Полагаю, она, как и я, впервые слышала ругательство из уст матери. — Твой отец разрешил тебе продолжить обучение! — радостно сказала Диана. — Тебе и Алиане! А ваза… — она подняла острый осколок с пола и задумчиво покрутила на свету, — вазу я склею, — подумав, закончила женщина. — Мне не привыкать. Элизабет прижала руки к щекам и сказала: — Это правда? Я что, буду врачом? — Будешь, — шмыгнула я носом. Её недоверие было более чем понятно. Врач — аристократка — это нонсенс. Но Холд ничего не делает просто так. Если он решил в открытую идти против традиций, значит, тому есть причина. Очередное заигрывание с массами? Игра в либеральность? — А ты, Ана? Пойдешь со мной? — Да ни за что, — я замахала на неё руками и глубоко задумалась. А действительно, чего я хочу от жизни, кроме того, чтобы вернуться домой? Почему Эдинбург стал для меня навязчивой идеей? Какую пользу я могу принести своей семье и своему краю? Диплом выпускниц колледжа позволял нам продолжить обучение практически в любом из имеющихся в империи университетов без каких-либо экзаменов и проволочек. Так, может быть, пора, наконец, повзрослеть? Воспользоваться возможностью, не плыть по течению, а хоть что-то решить самой? Как наяву я увидела толстый свод законов империи. Почему нет? Юридически подкованный секретарь — это большой плюс для его руководителя. А если маршал окончательно передумает брать меня на работу, открою частную практику. Очереди стоять будут! Ага, как в зоопарке…на просмотр этого дива. — Пойду в юристы, — громко объявила я. — Буду составлять брачные контракты и отстаивать интересы женщин при разводах. — Прекрасный выбор для девушки! — поддержала меня Диана. — Обязательно к тебе обращусь! — Что? — закашлялась Элизабет. — Шутка, — рассмеялась женщина. Я хмыкнула, раз, еще раз, а потом громко расхохоталась. Отличная вышла шутка, ничего не скажешь. Вечером небо закрыли тучи, и ночной поход на крышу был отменен. Николас-младший печально сообщил мне об этой досадной неприятности за ужином. Я заверила его, что не особенно расстроена этим фактом, и впереди у нас целое лето. На звезды мы успеем насмотреться множество раз. Лиззи поддакнула и сказала, что непременно присоединится к просмотру. И её брат не стал возражать, а даже обрадовался. Но звезды я все-таки увидела, только немного не те и не там. Никки был прав, вечером у меня начался очередной приступ боли до тех самых пресловутых звездочек в глазах. Мы смотрели телевизор. Диктор что-то монотонно бубнил с экрана, но никому почему-то не пришло в голову выключить звук. Госпожа Диана задумчиво улыбалась самой себе. Лиззи делилась с нами всеми восторгами по поводу предстоящего обучения и строила грандиозные планы на будущее (она и не прекращала этим заниматься с того момента, как ей сообщили эту новость). Никки сидел на полу в дальнем углу комнаты, подперев ладонью лицо и, кажется, засыпал. Я тоже уже начала клевать носом, несмотря на непрекращающуюся болтовню подруги, и ничто не предвещало беды, пока скучную телепрограмму не прервал экстренный выпуск новостей. — Уважаемые телезрители! — хорошо поставленным голосом сообщил приятный телеведущий. — Только что нам стало известно о страшной трагедии, которая чуть было не оборвала жизни десятков ни в чем не повинных детей. На территории бывшей Саксонии, а ныне самопровозглашенной Южно-Саксонской республики уже давно не прекращаются конфликты на этнической почве. Валийцы, исторически составляющие почти тридцать процентов населения подвергаются жестоким нападкам со стороны южан. Многозначительная пауза и емкое: — Но сегодня южане перешли все границы. Замелькали кадры: разбитые окна двухэтажного здания, испуганные детские личики. Глаза, полные слёз. «Мы собирались укладывать детей спать, — крупным планом показали какую-то растрепанную женщину, — и вдруг услышали выстрелы, — она всхлипнула. — Мы ни в чем не виноваты, мы просто хотим жить в мире! Я не знаю, что может служить оправданием этому зверству. Это ведь дети! Валийцы, саксонцы, какая разница! Разве они виноваты в конфликтах взрослых?» — Империя не может игнорировать произошедшее, — снова камера в студию. Как же быстро делаются новости… И как достоверно. — Быстро, — хмыкнул рядом Николас-младший, то ли прочитав мои мысли, то ли озвучивая свои. — Несмотря на достигнутые ранее договоренности о невмешательстве в политику региона всеми членами Союза Большой Пятерки, мы вводим войска на территорию Южно-Саксонской республики, — сказал с экрана господин Холд. — Мы не позволим саксонцам убивать наших детей. Прямой взгляд его был направлен в камеру, и, казалось, прошивал насквозь. Через черно-белый экран телевизора маршал казался не человеком, богом. Карающим и, без сомнения, справедливым. Стоящим на страже интересов беззащитных смертных. Неужели это он несколько часов назад был у моих ног? «Сила. Сила. Сила», — зашелестели голоса. Память заботливо подкинула двусмысленных картинок. Весь день я гнала мысли о Холде прочь, и теперь они словно решили отомстить мне за такое невнимание. Я не просто вспоминала, я бредила наяву. Что, если бы Диана не вышла? Что, если бы тогда, зимой, горничная не ворвалась в кабинет? Смятое белое платье, чужое дыханье на моем лице. А что затем? По телу прошла жаркая волна, дыхание сбилось. Желание. Отвращение. Невыносимая смесь. Боль стала мне почти наградой, заслуженным наказанием за порочные мысли. Я сцепила зубы, купаясь в этом ощущении. Вот и всё, никакого Холда в твоей голове. Посмотрела на Диану, новый спазм не замедлил прийти. «Да!» — приветствовала я боль, как дорогого друга. Облизнула выступившие над губой соленые капли. Отлично… |