Когда Ана наконец-то угомонилась, Йонто осторожно встал, накрыл ее одеялом и задумался.
Другой мир, значит? Звучит безумно, но, если принять это как факт, все вставало на свои места. Непривычная внешность и имя, странное сочетание страха и бесстрашия, незнание языка и нежелание говорить о себе… Само ее поведение, словно она и правда оказалась в совершенно чуждом мире.
Можно было предположить, что она пришла из-за Чентолева хребта, но, Великий предок свидетель, в другой мир поверить легче.
И не она ли — та самая причина, по которой шэт-шан столь безоглядно рвал пространство? Ведь он явно что-то искал.
Кого-то?
— Тебя? — едва слышно прошептал Йонто, вглядываясь в лицо спящей. Из-под темных ресниц выкатились слезинки, прочертили дорожки на щеках, и он протянул было руку, чтобы стереть их, но так и не решился коснуться бледной кожи. — И что же мне теперь делать?
На улицу он все-таки вышел. Присел на крыльцо, бездумно уставился в усыпанное звездами небо.
Ночь обещала быть долгой.
ГЛАВА 8
Меня кто-то звал, тихо, но настойчиво, и этот зов рассеивал сон, гнал его прочь. А мне так не хотелось просыпаться! Я всеми силами противилась, стараясь удержать блаженную дрему, цепляясь за нее… и зная, что не удастся, что придется очнуться и вновь оказаться…
Где?
В чужой постели. В чужом доме. В чужом мире.
Воспоминания нахлынули, отрезвили, и сон все-таки рассеялся, уступая меня пугающей реальности.
Когда я неохотно открыла глаза, комнату заливал солнечный свет. Такой яркий, ослепляющий даже, что не сразу осознала: комната — моя собственная.
Зажмурившись, я медленно досчитала до десяти и, боясь, что все исчезнет, приподняла ресницы.
Не исчезло. Ни неровно задернутая занавеска, ни упавшая на коврик да так там и забытая недочитанная книга…
Рывком сев на постели, я ошеломленно вертела головой, рассматривая до мелочей знакомую обстановку. Сон. Значит, это действительно было всего лишь сном! Безумным, страшным и невероятно глупым!
Я длинно выдохнула и закрыла лицо руками. И только тогда поняла, что плачу. Засмеялась, отерла щеки… и вздрогнула от легкого стука в дверь.
— Вставай, соня!
Голос звучал бодро и настойчиво. Знакомо…
Мама?!
С кровати меня словно ветром сдуло. Распахнув дверь, я уставилась на невысокую женщину. Красивую, выглядящую гораздо моложе своих лет и сейчас как-то по-особенному счастливую. Такой я ее и не видела никогда. Даже на всех ее свадьбах. Кстати о них…
— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — Ты же должна быть в свадебном путешествии!
— О чем ты? — слегка нахмурилась мама и коснулась прохладной ладонью моего лба, который, казалось, пылал. — Ты все еще нездорова? Так и знала, что нужно было оставить тебя в больнице, но вы с сестрой просто невыносимы… Она, между прочим, уже десять минут на улице ждет. Сказать, чтобы уезжала без тебя?
Ева? Ждет меня? Уже и не помню, когда мы вместе куда-то ходили… Впрочем, о том, что вообще куда-либо собирались, тоже не помню. А голова действительно болит. Слишком нехорошим и тяжелым был сон, до сих пор не отпустил. Один в один болотная трясина.
— Я здорова, — через силу улыбнулась я. — Сейчас оденусь…
Помню или не помню, не важно. Нужно выйти, проветриться, избавиться от ощущения, что я все-таки завязла в болоте. Встряхнуться.
Спешно приведя себя в порядок и натянув первое попавшееся платье, махнула маме рукой и открыла входную дверь. Вот только увидела вовсе не лестничную площадку, а просторную комнату с высокими потолками и темными деревянными стенами, украшенными резьбой. И тянулась через нее красная с золотыми узорами дорожка, так и маня ступить на нее.
Я и ступила, совсем не удивившись ни легким тканевым туфелькам, оказавшимся на моих ногах, ни расшитому серебром белоснежному наряду, сменившему мое простое платье. Я шагала по дорожке, словно зачарованная, и до боли в глазах смотрела вперед, где, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина. В льющемся словно отовсюду ярком свете его одежда пламенела всеми оттенками красного. Черные волосы свободно спускались до перехваченной широким поясом талии, черные же глаза на аристократически бледном лице с идеальными чертами казались бездонными. И я шла, завороженная ими, словно летящий на свет мотылек, и не могла ни остановиться, ни повернуть назад.
— Так вот ты какая, — улыбнулся мужчина, протягивая руку. Показавшаяся из-под длинного широкого рукава кисть была бела, изящна и хрупка. Обманчиво хрупка, откуда-то я точно об этом знала. — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Как же долго я тебя ждал…
Мне оставалось сделать всего пару шагов. А если протянуть ладонь, то прямо сейчас коснусь длинных тонких пальцев, унизанных кольцами. Если протянуть ладонь…
Я замерла. Не отводя взгляда, медленно подняла руку. И тут же опустила ее, потому как из ниоткуда раздался голос:
«Ничего не делай, ничего не трогай, ни с кем не разговаривай».
— Ну же, — нетерпеливо подался вперед мужчина, который, кажется, ничего не слышал, — иди сюда!
«Совсем глупая, да?» — зло перебил его тот же голос:
— Я жду!
«Чем ярче существо или растение, тем оно опаснее», — сердито напомнили мне.
— Пожалуйста, — почти умоляюще произнес мужчина, и я дрогнула было, но резкий оклик привел меня в чувство.
«Ана!»
Йонто. Это же его голос. А этот мужчина в красном — шэт-шан. Тот самый, которого я видела в лагере торговцев. Зачем ему я? Что здесь вообще происходит?!
И я отступила. Шаг, другой… И, когда шэт-шан потянулся за мной, словно куда-то провалилась, нырнула с головой…
И вынырнула в знакомой светлой комнатке, насквозь пропахшей травами.
Канро стоял посреди зала, устремив застывший взгляд в пустоту.
Он видел ее. Только что она была так близко… и так далеко!
Молодая. Невысокая. С длинными русыми волосами, отливающими солнечной рыжиной, с бледной нежной кожей, с серыми, сияющими, будто драгоценный лунный жемчуг, удивленно распахнутыми глазами, в которых шэт-шан ясно видел свое отражение, а еще — звезды иного мира.
Тонкая. Хрупкая в этом многослойном белоснежном одеянии. Оно было частью созданной амантитовым браслетом иллюзии, как и само появление девушки здесь. И, пожалуй, ни о чем Канро не сожалел так остро, как о том, что иллюзия не стала реальностью. Не хватило всего одного шага, который должна была сделать она. Всего одного прикосновения, позволившего бы владетелю перенести ее сюда, где бы она ни находилась. Он не мог переступить невидимую границу, не нарушив чар, а она… Она оказалась слишком сильной, чтобы безоговорочно поддаться его зову. И это одновременно и огорчало шэт-шана, и безмерно радовало.
