Онлайн книга «Люблю тебя врагам назло»
— Легко ты отделался, — похлопал меня по плечу Севка, который на время наших с Аленой разборок, отходил на пару метров и тыкал в телефон. — Мне бы Людка всю плешь проела! — Ладно, я продолжу, а ты давай никого не пускай, — сказал я и вернулся к компьютерный класс. На отборочное тестирование отводилось полтора часа времени. Я уложился за час. Задания показались мне довольно простыми. Были, конечно, и те, над которыми пришлось поломать голову, но немного. Закончив, я позвонил Павлику и сообщил, что отборочный тур для меня позади. Одноклассник долго охал в трубку, сокрушаясь из-за того, что я не использовал оставшиеся пять дней для подготовки. — Перед смертью не надышишься, — улыбнулся я. Ну что бы изменилось, если бы я еще какое-то время карпел над учебниками? Ничего. Никогда не видел смысла растягивать то, что можно сделать быстро. Алиса Из-за похода в клуб, мой режим был сбит, и в воскресенье я долго не могла уснуть. Ворочилась из стороны в сторону, пытаясь прогнать уныние и навязчивые мысли об увиденном в "Сандале". В итоге в понедельник я не выспалась и весь день ходила, как сонная муха. Последним уроком у нас была литература, и я всеми силами старалась сосредоточиться на занятии. Но спать хотелось настолько сильно, что единственное, на что мне хватало сил, это не клевать носом. — У нас осталось только два человека, которые не рассказали выученные за лето стихотворения, — вывел меня из дремотного состояния голос Ксении Степановны. — Калашников и Субботина. Ну что, молодые люди, кто из вас первый? Лиля Субботина вышла к доске и на одном дыхании прочитала стихотворение Лермонтова. Без пауз, без эмоций, без жизни — скверно, одним словом. Когда настала очередь Калашникова, он поднялся и вразвалочку направился к доске. Развернувшись к классу, он впился в меня взглядом и начал: Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. (Что? Он выбрал Есенина? Как здорово!) Был я весь — как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать И терять свою жизнь без оглядки. (Нет, серьезно, почему он на меня так смотрит?) Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз злато-карий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому. (Ох, какие красивые слова… А голос у Калашникова будто создан для того, чтобы читать стихи Есенина!) Поступь нежная, легкий стан, Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как умеет он быть покорным. (Ааа! У меня бегут мурашки по коже. Боже! Он настолько хорошо декламирует, что я вся дрожу! Почему мне кажется, что эти строки обращены ко мне?) Я б навеки забыл кабаки И стихи бы писать забросил. Только б тонко касаться руки И волос твоих цветом в осень. (Ярослав не отрывает от меня взгляда. Стихи Есенина и глаза Калашникова — это настоящее чудо, от которого обнажается мое сердце.) Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. Тишина. Весь класс в шоке. Калашников, что ты делаешь с нами? Сначала алгебра, теперь литература. Неужели правду говорят, что талантливый человек талантлив во всем? — Ярослав, ты… Ты молодец! Почему ты выбрал именно это стихотворение? Оно твое любимое? — Ксения Степановна внимательно смотрела Калашникова, будто видела его в первый раз. — Думаю, теперь станет любимым, — улыбнулся парень. — Один человек сказал мне, что Есенин — его любимый поэт. Я начал читать стихи этого автора, и наткнулся на это. Мне откликнулось. Когда он шел обратно к своему месту, наши взгляды встретились, и Калашников едва заметно подмигнул мне. Я опустила глаза и почувствовала, что краснею. Надо же! Ярослав запомнил мои слова про Есенина… В конце урока ко мне подошла Леся Самойлова и что-то долго втирала про анализ "Темных аллей". Одноклассница так же, как и я, собиралась сдавать ЕГЭ по литературе. Из-за нее я задержалась и вышла из кабинета одной из последних. Изнутри меня жгло желание поговорить с Калашниковым, но он всегда так быстро уходил из школы, что я, наверное, опоздала. Ускорившись, я сбежала на первый этаж, схватила пальто в раздевалке и на ходу просунув руки в рукава, выбежала на школьное крыльцо. На улице все было залито золотом. Багряные, рыжие и желтые листья ковром покрывали землю, делая ее нарядной и приветливой. Пора золотой осени — короткое, но невероятно красивое время. Я скользнула взглядом по школьному двору и увидела высокую фигуру Калашникова. Ярослав был в метрах пятидесяти от меня, и я прибавила шагу, чтобы нагнать его. — Есенин, значит? — с улыбкой сказала я, приближаясь. — Ага, тебе понравилось? — обернулся Ярослав, чуть притормаживая, чтобы поравняться со мной. — Не то слово, ты определенно прочувствовал настроение стихотворения, — отозвалась я. — Когда я читал его, то думал о тебе, Малыгина, — вдыхая осенний воздух, спокойно заявил Ярослав. От его слов я растерялась. Может, он не понял, что стихотворение о любви? Но это вряд ли. А если понял, то почему говорит, что думал обо мне? От этих мыслей пульс участился. Я по привычке засунула в рот кончик волос и принялась его жевать. — Я смотрю, вы с Пашей Корчагиным подружились? — спросила я, решив проигнорировать его странную реплику. — Да, он неплохой малый. А у тебя кто лучшая подруга? Наташка? — Ну… Я бы не сказала, — задумчиво ответила я. — Хотя, наверное, да. Ведь ближе нее у меня подружек нет. Стало быть, лучшая. А у тебя есть лучший друг? — Да, Севкой зовут. — Он тоже из детдома? — Ну а откуда же еще? — усмехнулся Калашников. Да, действительно, глупый вопрос. — Ярослав, я хотела спросить, — неуверенно начала я. — А почему ты оказался в детском доме? Родители умерли? — Отца у меня никогда не было. Ничего про него не знаю. А мать была алкоголичкой и, родив, меня сразу написала отказ. Но ее уже давно в живых нет. Так что да, можно сказать, родители умерли, — ответил он. |