Онлайн книга «Любовь стоит того, чтобы ждать.»
У обоих. Мои бедра вздергивают вверх, чтобы облегчить доступ. Голодный язык скользит вперед и назад, постукивает по напряженному бугорку, проникает в меня то в резком, то в тягучем ритме, заставляя прогибаться, шире расставлять колени, порочно тереться и рычать, мечтая о большем… — Га-ард… — не выдерживаю я, но мужчина и не думает останавливаться. Он будто снова и снова зализывает мои раны, заставляет забыть об обидах, умоляет понять его — то словами, то каждым жестом… Будто задался целью выбить из меня прощение. Секс стал порой похож на поклонение нашему счастливому прошлому и возможному будущему, а я все никак не могла отделаться от ощущения… что не верю. Норан не дает отвлечься на грустные мысли. Входит в меня двумя пальцами, подцепляя на крючок собственных грязных фантазий, давит на одну ему известную точку — будто в его силах познать мое тело больше, чем знаю его я, — заставляет кричать и радоваться звукоизоляции нашей каюты… трястись от накрывшего оргазма. И входит резко, жестко, пока я сжимаюсь внутри и выстанываю его имя. Перестает, наконец, быть разумным и целеустремленным, требовательно беря меня, распиная, скручивая и придавливая, вылепливая из моего тела нужную ему для собственного удовлетворения форму. Этот контраст, когда к тебе относятся как к совершенству, а в следующую минуту как к животному, рожденному лишь ради удовлетворения собственных прихотей… Становятся на колени, как перед богиней с архаичной планеты — а потом раскладывают как сексуальную рабыню. Грязно, жестко, не щадя… Восхитительно настолько, что я снова кончаю вместе с ним… И подрагиваю почти в муках удовольствия, в то время как Гард, утомленный сегодняшними длительными переговорами и проверками ученых и медиков корабля — очными и дистанционными, — замирает, все еще вжимая меня в себя… а потом его дыхание становится глубже и он засыпает. Беззащитный в своей усталости. Совершенный в расслабленности… А я не могу не думать о том, что тоже предпочла бы отключиться… Но меня на протяжении двух космических суток полета не трогали. Да что там не трогали — не дышали в мою сторону. И даже боялись смотреть или садиться за один стол. Гард что-то пробормотал во сне и откинулся, погружаясь в приятные — судя по легкой улыбке — сновидения. А я лежала, смотрела на него… и не могла насмотреться. Будто предчувствовала скорое расставание. Которое не может опять не случиться у двоих людей… один из которых так и не научился доверять другому. И это была я… Может и глупо, но кое-что удерживало меня в отдалении больше, чем его отстраняла чья-то ложь и мнимое предательство. То, чего я никогда не ожидала испытать в своей жизни… и что меня бесило гораздо больше, чем отношение ко мне как к голяку и девочке с окраины. Страх окружающих. Благоговение. И поклонение, которого я, не то что не желала, уже почти ненавидела. Потому что не была вправе становиться его объектом. И потому что боялась того, что может за этим последовать. Возможно, это была защитная реакция организма, шокированного близостью к Бездне и чему-то несоизмеримо большему, нежели даже Содружество… А может, и мои четко выработанные принципы. Но я не собиралась становиться легендой… Не хотела провести жизнь под стеклянным колпаком или в качестве подопытного зверька в лаборатории. И даже не знала, что пугало меня больше. Чуть ли не каждый удар нас с Гардом проверяли. Ну как же, единственные выжившие… Но если к нему относились просто как к герою и опутывали всяческими датчиками, снимая показания, то меня исподволь раскладывали на молекулы, думая, что я этого не вижу. Идиоты. И я… чувствовала, что все больше ухожу в себя. Только Гард страстью вытаскивал меня в реальность… но и он относился непривычно нежно, бережно. И я уже перестала различать, связано ли это с открывшейся правдой и его слишком неожиданно проявленными чувствами или же с тем, что я сделала. Конечно, я понимала, что произошло величайшее событие и мне не избежать внимания: публики, Совета, ученых. Конечно, не собиралась отказываться от того, чтобы экспериментировать, дать обследовать себя, чтобы рассказывать и показывать, учить… Но я была против того, чтобы отказаться от собственной жизни. Неужели ради этого стоило выжить? На следующий день я поделилась своими сомнениями с Главой, связавшись с ним по защищенному каналу — о да, сейчас мне были готовы предоставить любые возможности и коридоры. Мужчина отнесся к моим словам серьезно: — Содружество — мощная система, и даже ты не сможешь ей противостоять. Не сможешь пойти против. Но если хорошо подумать — а ты умная девочка, — ты сможешь выстроить определенную стратегию поведения и сказать верные слова… И тогда никто не посмеет запереть тебя или лишить работы. Твоя защита — публичность. Уверен, что правительство и Совет вынуждены будут демонстрировать тебя время от времени в довольном и счастливом виде и потому… не разберут на части, как ты боишься. Он позволил себе улыбку, а я насупилась и пробурчала: — Я готова помогать и даже посвятить этому всю жизнь. Но хочу, чтобы все делалось разумно и по моей воле… — Может, посоветуешься с Гардом? Вряд ли вам теперь будут препятствовать… Мы не говорили о той ситуации с тюрьмой и моим вызволением. Я тогда не смогла сдержаться и до полусмерти избила гаденыша, притворявшегося моим другом и подставившего ради денег. Мою свободу Глава обменял на молчание — но я никогда бы не обвинила его в этом. И не стала бы унижать вопросами. Но по поводу другого не удержалась и уточнила: — Как долго вы знали про нас? — Почти сразу понял. — А танцы… — Прости, но я думал что это вам поможет… В том числе тебе — принять суть стражей. — Вот я и не хочу, чтобы меня снова подталкивали к чему-то, не предупреждая! — Уверен, такого не случится. Но с ним надо поговорить. — Я… мне сложно. Я не готова делиться с Гардом… — Чем ты не готова делиться, а? Похоже, ничем… Последнее прозвучало горько… Я сглотнула и обернулась, глядя на мужчину, сжавшего кулаки в дверях. Нора бы побрал этих подхалимов, которые, догадавшись о наших отношениях, сразу отвели одну каюту… — Мы поговорим потом, — мягко сказал Глава и отключился. Я же беспомощно посмотрела на Гарда. — Так к чему ты не готова, Аррина? Что опять происходит — и чему ты снова не веришь? — Как ты когда-то? — спросила я тихо, не зная, что ответить. |