Онлайн книга «Нова. Да, и Гоморра»
— Возможно, — старуха начала распрямляться, морщась от боли в спине, — твои камешки угодили в ту же дыру, что и твоя сандалия. Он схватил старухино запястье короткими толстыми пальцами: — Прошу тебя, пусти меня в хижину, госпожа! Ты дала мне еды. Не позволишь отдохнуть под твоей крышей? Я промок. Позволь обсохнуть и поспать у твоего очага. Я бы съел еще супа. Может быть, у твоих родных завалялся старый плащ без дырок? Прошу тебя, госпожа, пусти меня… — Нет. — Старуха резко отдернула руку и медленно распрямила спину. — Больше мне нечего тебе дать. Убирайся! Внутри хижины на столе на чистом куске ткани лежали острые ножички, чтобы резать воспаленные десны, скребки, чтобы счищать зубной камень, напильники — плоские и круглые, — чтобы убирать повреждения с эмали. В округе старуха считалась зубной лекаршей, и, учитывая примитивные времена, весьма искусной. Ножички, скребки и напильники стоили немало, а этот бродяга больше всего на свете походил на воришку, угодившего в переплет, если не на отчаянного головореза. Она была добрая женщина, но не круглая дура. — Уходи, — повторила она. — Я не пущу тебя в хижину. — Если ты позволишь остаться, я смогу вернуться. В храм. Я заберу драгоценности, много драгоценностей, я и с тобой поделюсь. Обещаю! — Я накормила тебя. — Старуха скрестила руки. — А теперь уходи. Ты оглох? Кликит поднялся с земли и побрел восвояси — но не как тот, кто получил отказ, отметила про себя старуха, а как тот, кто и не думал ни о чем просить. Она смотрела, как босоногий коротышка месит грязь на размокшей после дождя дороге. В детстве ее вечно дразнили за высокий рост, и теперь она гадала, не доставалось ли ему от ровесников за низкий. Бедолага. Какой из него головорез? — До Митры полдня пути, если будешь держаться главной дороги, — сказала она ему вслед. — И не подходи близко к руинам. Это нехорошее место… Старуха хотела добавить что-то еще. Впрочем, судя по его улыбке и запаху изо рта, который она почувствовала, когда склонилась над плащом, случай такой запущенный, что даже ей не по силам. С минуту она смотрела ему вслед. Он брел, не оборачиваясь. В роще позади хижины ворон каркнул три раза и взмыл с ветки. Старуха подняла красную миску, вытряхнула остатки похлебки на мокрую траву, перешагнула песок, подсыхающий под солнечными лучами, и вернулась в хижину ждать того, кто первым сегодня постучится к ней в дверь со своей болью. Нью-Йорк
1962 г.
Собака в рыбачьей сети
(Перевод М. Клеветенко) После шторма Панос расстелил сети на бетоне, а его младший брат принялся перетаскивать с палубы обледенелые ящики. Закончив, Спиро подошел и ткнул брата в бок. Панос добродушно засопел, как довольный медведь. — Иа! [53] — крикнул он в спину брату, когда тот снова направился к баркасу. — Отведи его за косу. И не забудь на этот раз привязать сети к борту. А я пока починю сухие. — Нэ [54], — отозвался Спиро, перекрикивая стук бьющихся бортами лодок, и прыгнул на палубу. Баркас качнулся, отвязанный конец соскользнул с причальной тумбы. Панос уперся пальцами ног в крошащийся край пирса. В призрачном свете подошли еще два баркаса, разбивая в клочья лениво качающуюся пену. Большая волна обрушилась на камень, и брызги полетели над головой. Панос сощурился, глядя, как зазолотился облачный восток. Он пошел к середине растянутой сети; сквозь дыры в штанах белели голые колени, капли моря, словно слезы, блестели на лице, алмазами сверкали на свитере и в волосах. Он сел на корточки и потянул на колени порванную часть сети, растягивая ее пальцами ног. Нож, которым Панос обрезал оборванные нити, был острый словно бритва — целый час он правил лезвие утром, пока дожидался выхода в море. Оранжевой нитью на костяном челноке Панос заново связывал разбегающиеся ячейки. Когда баркасы причалили к пирсу, он и головы не поднял, лишь челнок быстрей замелькал в его руках. Где-то вдалеке послышались крики, лай; собаки, кружа и прижав нос к земле, бегут сюда, к пристани; плещет вода… пляшет челнок в паутине сети. За спиной заворчал грузовик с обсидиановых копей. Трехчасовое судно сегодня опоздает: штормит. Панос услышал, как зацокали по парапету камешки. Совсем рядом собака… Что-то дернулось под его задом, и Панос оглянулся через плечо. Бьющиеся лапы, раскрытая розовая пасть, прыгающие поплавки по краю сети. Собака залаяла, замотала головой, силясь выпутаться из ячей, упала, забила задними лапами. Панос с рычанием бросился на колени и потянулся к собаке, но ступни запутались в сети. Грузила заскрежетали по бетону. Собака прыгнула, сеть потянула ее назад. Панос зацепился ногой и потерял равновесие. Он отдернул руку от собачьих зубов, жесткие нити проехались по лицу. Когда он попытался откатиться от злобно рычащего животного, рука уткнулась в сеть и, хуже того, проскочила в ячею. Нити натянулись. С баркасов и с грузовика бежали люди. Тот, что был с палкой — сквозь оранжевые нити Панос видел, как он мгновение колебался, — ударил собаку по голове. Сеть натянулась под дырявым ботинком с торчащим наружу большим пальцем. И порвалась. Панос силился оттолкнуть непрошеных помощников. Они делали только хуже. Еще удар палкой — на этот раз она угодила ему по плечу. Собачья шерсть скользнула по его груди, задняя лапа оцарапала щеку. Кто-то расталкивал бестолково толпящихся людей. Панос узнал Косту: волосатый, мускулистый, тот упал на колени и поднял кусок бетона. Рука дорожного рабочего была по локоть в смоле. Камень с силой опустился, Панос дернулся, и что-то вонзилось ему в шею… Нож! Лезвие, застрявшее в сети! Коста еще раз ударил собаку, и лай оборвался. Кто-то пнул обмякшее, липкое собачье тело, но, когда Панос откатился, лезвие скользнуло еще на дюйм. Панос раздвинул губы, чтобы заорать, но рот наполнился чем-то соленым, соленым, как море. Коста, держа в руках окровавленный камень, отталкивал людей от сети. Они кричали: — Эй, Паниотис! — Иа! Давай назад! — Разверни сеть! Да потихоньку, потихоньку! Нэ! Здорово эта сука ее попортила… Последние слова были как камни, канувшие в бездну молчания. Двое перекрестились. Потом еще двое сделали то же самое. Коста попятился, толкнув прибежавшего на шум официанта из заведения Алексиоса, споткнулся и с растерянным видом швырнул камень в воду. За их спинами послышался стук мотора и крик Спиро: — Иа, кто-нибудь, примите ящик! Никто не обернулся. Спиро выругался и прыгнул на пристань: |