Онлайн книга «Красная зима»
|
А еще – все, как водится. Кто-то богаче, кто-то беднее… Что такое продразверстка, крестьяне уже знали. Когда началась война с Борхумом, император приказал покупать хлеб по твердой цене. Невысокой, все верно. На рынке можно было взять дороже… только ты доедь до рынка! И получи ту цену! Дождись покупателя, добейся, сбереги деньги… А если хочешь продавать хлеб государству, тебе этот хлеб и привезти помогут. И заплатят честно… Идея была не самой плохой. Сорвалась… Как многое у Петера – по его личной глупости и раздяйству. Прежде, чем рожать гениальную идею, надо было приструнить родственничков и придворных, которые орали про убытки. Но это-то полбеды! Поорали бы – да и поели. А вот то, что эшелонов не хватало! Хлеб было не на чем перевозить, он попросту гнил… Крестьяне были прекрасно об этом осведомлены. Стоит ли удивляться, что идея померла в зародыше? Жом Пламенный пошел дальше. Принцип добровольной сдачи хлеба отменялся. Вводился обязательный. Борьба за хлеб есть борьба за свободу – красиво выразился жом. Что под этим понималось? Немало. В каждом селе создавались так называемые комбеды – комитеты бедноты. И создавались они для учета. Учета чего? А чего попросят. Кто любит смотреть на суп в чужой тарелке? Да тот, кто над пустой сидит! Причины, конечно, могут быть разные, от болезни и смерти кормильца до лени и пьянства. Только вот вдов и сирот в тех комитетах не было. А были там крикуны, болтуны, лентяя, которых палкой бы загонять на поле, да и заставлять работать. Той же палкой. Нет? А стоило бы… Жом Пламенный рубанул сплеча. Каждый владелец хлеба обязан весь избыток, сверх запасов для обсеменения полей и личного потребления до нового урожая по установленным нормам, сдать в месячный срок после объявления постановления Все трудящиеся, неимущие крестьяне должны объединиться для беспощадной борьбы за свое освобождение. С кем? Так укажут, не переживайте. А пока собирайтесь в комбеды! И стучите, граждане,стучите. Если что – самым активным дятлам – пятьдесят процентов. То есть наклепал на соседа, взяли с того четыре мешка зерна, так два тебе отдадут. Здорово, правда? И так справедливость умножает! В разы! Понятно же, из злости,зависти или мести никто клеветать не станет, все будут доносить честно и никто не воспользуется возможностью свести счеты! У нас же как? Если бедные, то обязательно порядочные! Комитеты Освобождения и лично жом Пламенный в это очень верили. Владельцы хлеба, имеющие излишки и не вывозящие их на ссыпные пункты, а также все растрачивающие хлебные запасы на самогонку являются злостными врагами трудового народа. [1] Что делают с врагами? А вот то самое и делают… и не рассчитывайте, что вас пожалеют. Прасковья этот декрет тоже слышала. Сложно бы не слышать, когда явились к старосте два десятка «збройных» [2], сунули ему оружие в нос, да и пригрозили. Отдавай хлеб, негодяй, не то… Ну а вопрос, хочет ли человек жить – он во все времена задается примерно одинаково. Крестьяне жить хотели. И на вопрос, есть ли в селении кулаки и мироеды, ответили. Честно. Почти… - Ты мне, Иваныч, не дури! Мы ж не подонки какие! Пойми – зерно нужно! Голод в стране начинается! И заплатим честь по чести... - Золотом? Жом Кролик, прозванный так из-за длинных и выпирающих передних зубов, покривился. Ага, золотом! От золота б он и сам не отказался! И уж точно не отдал его каким-то земляным червякам. Увы, перед отъездом Петер так душевно освободил казну от лишних денег, что туда заходить было стыдно. То ли деньгохранилище, то ли бальный зал… В такую казну ворье – и то приглашать стыдно, как бы на бедность подавать не начали… Петер, сволочь такая!!! Финансировать Освобождение было решительно не на что. Но – бумага была. А потому жом Пламенный распорядился напечатать несколько тысяч облигаций, которыми и приказал расплачиваться за продукты. Сейчас. Временно… А потом, через год или два, крестьяне смогут обменять эти облигации на деньги. Обязательно! Кто-то из присутствующих не верит в дело Освобождения? Поименно, пожалуйста! И шаг вперед для удобства. Чтобы не промахнуться… Крестьяне верили, конечно. Но сдавать продукты не торопились. Приходилось устраивать реквизиции. Выглядело это так. Сначала жом Кролик приходил в село или деревню, и пытался уговорить сдать излишки продуктов. Вот, как сейчас. - Ты мне, жом, деньги давай, - протянул староста, недовольно разглядывая бумажку. – А енто – шо? С ентим и в отхожее место не сходить – больно бумага плотная. Расцарапает усе… - Сказано ж тебе, - огрызнулся жом Кролик. – Денег сейчас нет. Летом на деньги обменяешь, в Звенигороде… - Летось… кушать-от сейчас всем хочется… и иде тот Звенигород? А иде мы… Жом Кролик скрипнул зубами. - Твой ответ? - Ты мне денег дай, жом. А уж мы найдем, что продать… Хитрый взгляд старосты стал последней каплей. От сильного удара дед улетел спиной вперед, только лапти в воздухе мелькнули. А дальше… Два десятка человек. Два десятка ружей. Крепкие мужики… навалиться всем миром? А вот что-то мир иногда наваливаться и не спешит… каждый о своей шкуре думает, и о своей семье, и… вдруг пронесет? Не пронесло. Крестьян согнали на главную площадь – всех. Там и держали под прицелом пулемета, благо, выдавался и такой на отряды. А освобожденцы шли по домам, отмечая – вот этот богаче, вот этот беднее… Понятно же, где богаче – там мироед… Кому-то понравился платок. Кому-то подсвечник… Кто-то залез за икону в поисках денег… полетела на пол лампадка, жалобно зазвенело, разбиваясь, стекло… - Что ж вы делаете, ироды!? Фельдшер. |