Онлайн книга «Тайна архивариуса сыскной полиции»
Анастасия Алексеевна аккуратно сжала мой локоть, и я очнулась. Его высочество, подперев рукой подбородок, сощурившись, смотрел на меня. – Вы ослушались, Мария Михайловна? Я спрятала ладони под накидкой и отрицательно покачала головой. – Нет, ваше высочество. – Лжете, – зло улыбнулся Дмитрий и, облизнув пересохшие губы, закрыл глаза. Дрезина остановилась. Одоевский сошел на пути и, приняв донесение, вернулся к нам, еще более мрачным, чем был до того. – В городе очередная демонстрация, на этот раз студенческая. Мирная, но я бы предпочел добираться в экипаже. – Прошу прощения, ваше сиятельство, – осторожно начал медик. – У меня есть опасения на счет внутреннего кровотечения у его императорского высочества. Даже эти несколько минут на дрезине в этом случае крайне опасны, а вы говорите о тряске в течение нескольких часов. Я настаиваю на скорейшей госпитализации. Я некстати закашлялась. – Брось, Константин. Сколько их уже было, этих демонстраций? – сказал Дмитрий. – Едем. Пока князь отдавал распоряжения на счет оставшейся в литерном обслуги, мы пересели в единственный за локомотивом вагон. Дмитрий остался с медиком в первом купе, мы с Анастасией Алексеевной расположились через дверь, следом. Я выглянула в окно, тучи рассеялись, и солнце грело сквозь толстые окна. Поезд двинулся, и Одоевский, бросив подчиненным несколько слов, запрыгнул на подножку. – Возьмите, – окликнула меня княжна. Я повернула голову и, нахмурившись, уточнила: – Закрепляете наш договор, ваше сиятельство? Это, надо полагать, в счет аванса? Анастасия Алексеевна протягивала мне банкноту номиналом двести пятьдесят рублей – огромные деньги. – Спрячьте вашу гордость, Мария Михайловна, мне не до шуток! – отрезала женщина. – Бледная кожа, жажда, сонливость и спутанность сознания… внутреннее кровотечение – это приговор. И слишком большая вероятность, что в Петербург приедут не все. Да, всё так и есть. Княжна лишь озвучила то, что медик боялся подтвердить. – Только причем здесь деньги? Женщина закатила глаза. – На извозчика, Мария! Я отвечаю за вас! Когда мы приедем в Петербург, вы сразу же, на вокзале наймете экипаж и поедете к Алексею! Я закусила губу, всхлипнула и всё же расхохоталась. Разумеется, это было нервное, я понимала, но остановиться не могла. Смех мой перешел в кашель, княжна поджала губы, но руку не опустила, и это её упрямство отрезвило меня. Вряд ли она хотела обидеть меня, во всяком случае, сейчас. Думаю, это искреннее желание помочь. – На извозчика, – откашлявшись, повторила я. Голос сел. – Вы понимаете, что заплати я извозчику этой купюрой, я доеду только до ближайшей канавы на Лиговском? – Но … почему? Я села напротив неё и, потерев уставшие глаза, ответила: – Это мой годовой оклад, Анастасия Алексеевна. Мне бы копеек двадцать … – У меня нет таких денег… – тихо сказала она. – Значит, доберусь пешком. В купе заглянул Толстой. – Мария Михайловна, вас просят. Я поднялась на ноги и без слов отправилась вслед за ним. Дмитрий лежал на узком диване, шторы закрыты и свет приглушен. Медик ушел. – Раскройте шторы и сядьте рядом, – приказал царевич и попытался привстать на локтях, освобождая мне место рядом с собой. Я поддержала его и, усевшись, положила его голову себе на колени. Лоб его был холодным и влажным, сомнений в диагнозе не осталось и у меня. – Вы солгали мне, Мария Михайловна, – сказал он, глядя мне в глаза. – Солгите еще раз. Дрожащей рукой я отвела от его лба русые волосы и спросила: – Как именно солгать? Он моргнул, и я поняла, что проваливаясь в зеленые омуты, снова забыла дышать. – Солгите, что будь у меня время, однажды вы бы посмотрели на меня так же … – Дмитрий замолчал, рукой коснулся моей щеки и закончил: – так же, как вы смотрите на Алекса. Невозможно. Невозможно лгать, глядя в эти глаза. –Я … – кашель спас меня от ответа. Царевич улыбнулся, закрыл веки, и я солгала: – Да. Однажды я бы посмотрела так. Он уснул, провалился в забытье. Я давилась кашлем, чтобы, дергаясь, не разбудить его, но всё равно кашляла. В купе заглянул медик, нащупал пульс на руке Дмитрия и, дождавшись его недовольного окрика, ушел, оставив нас двоих. «Умирать, так в хорошей компании…» Забавно, ведь так же совсем недавно думала я сама. Царевич прошептал в полубреде: – Ожидание прекрасно, Алиса. Я буду ждать тебя там, в бездонной норе. Скажи, ты придешь? – Да, ваше высочество. Я приду. На губах его появилась улыбка. – Ты снова лжешь, мой ангел. Но я всё равно буду ждать. Я смотрела в его лицо, считая его дыхание, сбиваясь и проваливаясь в сон. Дмитрий спал беспокойно, просил пить, и, просыпаясь, я смачивала его губы влажной салфеткой, как наказал медик. Сложно сказать, как долго мы ехали, но когда к нам вошел Одоевский, уже остановился состав. Наше путешествие, наконец, подошло к концу. Мы вернулись в Петербург. Живые. Пока еще живые. Все. В купе вошли несколько мужчин, и Дмитрия осторожно переложили на носилки. Он открыл глаза и скривился, заметив хмурые лица вокруг. – Я пойду сам! – зло бросил он. – Нет, – отрезал Одоевский. Царевич дернул уголком рта: – Где Алиса? – Здесь, – князь, повернувшись ко мне, сказал: – Вы едете с нами, Мария Михайловна. Моё согласие не требовалось, но я зачем-то кивнула: – Хорошо. Я попыталась встать, но ноги так затекли, что я не устояла и, придерживаясь за маленький столик, упала обратно на жесткий диван. – Пять минут, – бросил мне Одоевский. Ну что ж, хоть так. – Я буду ждать… – повторил Дмитрий. Я осталась в купе одна и, откашлявшись, быстро и грубо размяла ноги от бедер и до икр. Вторая попытка принять вертикальное положение оказалась не в пример успешнее первой – у меня получилось. Солнце светило в окно, яркое голубое почти летнее небо смеялось над нами. Довольно тоски, смерть по пятам бродит за всеми нами, пока мы живы! Мне стало зябко, вероятно, опять возвращался жар. Я набросила на плечи накидку и, приглядевшись, увидела ожидающий на платформе автомобиль. Охрана аккуратно теснила редких людей в стороны. Всё верно, мы чуть в стороне ото всех, на самых дальних путях. |