Книга Полуночный Сокол, страница 90. Автор книги Дэвид Геммел

Он остановился неподалеку от нее и попросил разрешения присесть. В замешательстве Гвен не могла произнести ни слова и просто кивнула. У костра начались танцы, заиграли трубы.

— Ты танцуешь? — спросил Бран. Гвен покачала головой.

— А я иногда люблю потанцевать, — сказал он, его голос был мягким, почти музыкальным. — На прошлой неделе я ехал мимо горного озера, и на закате солнце словно целовало его безмолвную гладь, позолотив ее. Я был готов спрыгнуть с лошади и пуститься в пляс от радости.

— И ты танцевал?

— Да! Прыгая по траве, я, должно быть, выглядел круглым дураком. Конь смотрел на меня, и по его глазам читалось, что он считает меня идиотом. Но мой конь стар, потому и циничен.

— Как можно считать коня циничным? — изумилась Гвен.

Бран сидел позади нее и смотрел на костер. Это позволило Гвен немного расслабиться, потому что она не любила, когда на нее пялятся. Профиль юноши был четким, и Гвен увидела в нем мягкость, которой часто не хватает мужчинам-ригантам.

— Ну, — наконец произнес парень, — мы с конем нередко беседуем. Я часто рассказываю ему о своих планах и мечтах. Иногда, когда я кажусь ему слишком романтичным, он вскидывает голову и фыркает. Таким образом он дает мне понять, что мир, в котором мы живем, не идеален.

— Кажется, твой конь очень мудрый.

— Он и правда мудрый.

Они немного посидели в тишине, и, к удивлению Гвен, парень не казался ей назойливым. Он ничего не просил, даже не задавал вопросов — просто сидел, отдыхал и смотрел, как скачут и кружатся танцующие. Гвеи захотелось узнать его имя, но это бы означало, что она проявляет интерес, и она молча смотрела на танцы.

Через некоторое время юноша заговорил снова:

— Знаешь то место к западу от Золотых Скал, где леса упираются в скалы песчаника и река расширяется?

— Знаю, — ответила Гвен, — там очень красиво.

— Я хочу построить там дом. Он будет из камня.

— Из камня? Зачем тебе дом из камня?

— Хочу, чтобы он подольше простоял. Пусть в нем живут мои дети и внуки и знают, какую радость я испытывал, В доме будут большие окна с видом на запад, и заходящее солнце будет освещать очаг. Я рассказал об этом коню, и он ни разу не фыркнул.

— Тогда ты обязательно должен построить такой дом, — осмелев, заявила Гвен, — нельзя пренебрегать советами мудрого коня.

Парень засмеялся, и Гвен тоже улыбнулась. Она не умела шутить, и хотя шутка не особо удалась, для Гвен это было достижением.

— А у тебя есть другие мудрые животные? — спросила она.

— Нет! Только очень глупый пес. Мы зовем его Стариком. Других собак он не любит, но каждое утро гуляет по полям, не обращая внимания на кроликов, которые к нему настолько привыкли, что, когда он пробегает мимо, продолжают есть. Старик их любит.

— Однажды утром другой мой пес, молодой разбойник Пига, решил поохотиться на кроликов. Старик напал на него, укусил за лапу и выгнал с луга. Потом уселся и стал ждать, пока кролики вылезут из нор и начнут есть траву. Друзья часто смеются надо мной из-за проделок Старика.

К ним подошла рыжеволосая женщина.

— Вот ты где! — сказала она. — Пойдем, Бран. Ты хозяин праздника и должен присутствовать за столом.

Бран ей помахал:

— Это моя мать, Мирия. Здорово она командует, правда? Ну, мне пора, нужно исполнить свой долг.

Бран поднялся и пошел к костру.

Как только юноша отошел, Гвен поняла, что уже скучает по нему. Вдруг он повернулся и подошел к ней.

— Пойдем, — проговорил он, подавая руку, — поужинаем вместе.

На секунду она испугалась, а потом встала, взяла его за руку и поднялась. Через пять недель они поженились.

Теперь в доме, где вырос Бран, Гвен чувствовала только грусть. Ее сын был таким сильным, быстрым, полным жизни. Удивительно, как быстро исчезла его сила. И вот его больше нет.

Открылась дверь и вошла Мирия.

— Представляешь, как глупа эта женщина? — спросила она.

Атмосфера спокойствия тут же исчезла.

— Какая женщина? — спросила Гвен, поворачиваясь к свекрови.

— Ворна! Ей приснилось, что в Три Ручья идут Морские Волки и что все мы должны бежать куда глаза глядят. Уверена, некоторые послушают. Идиоты!

— Говорят, когда-то у нее был чудесный дар.

— Был, — согласилась Мирия, — но давно сплыл! Осталось одно упрямство.

— За что ты ее так ненавидишь?

— Она дружит с незаконнорожденным Бэйном, а тот поклялся убить Коннавара. Можешь себе представить? Предательница! Ее следовало бы повесить!

Гвен не ответила. Чтобы спрятаться от потока отрицательных эмоций, которые излучала Мирия, она ушла в спальню. Оррин все еще спал. Он спал уже четыре часа, днем такое случалось очень редко. Гвен присела на его кровать и легонько потрепала по плечу:

— Вставай, малыш! Я приготовлю тебе тосты. Мальчик не шевелился. Гвен перевернула его на бок. Под глазами Оррина были синие круги, а кожа блестела от пота.

— Нет! — прошептала мать. Потом закричала во весь голос: — Оррин! Оррин!

В спальню вошла Мирия:

— Ради всего святого, из-за чего такой крик? Тут она увидела неподвижную фигурку внука.

— Нет! — закричала она, бросаясь к кровати. — Не может быть!

Она приложила пальцы к шейке мальчика, пытаясь нащупать пульс.

— Он жив, — сказала она, — но пульс очень слабый.

— То же самое было у Ру, — плакала Гвен. Мирия молчала, все было ясно.

Гвен взяла сына на руки.

— Что ты делаешь? — спросила Мирия.

— Несу его к Ворне.

— Запрещаю тебе! — закричала Мирия, вскакивая с места.

— Одного сына я уже потеряла, — произнесла Гвен, — и не хочу из-за тебя потерять второго.

Гвен выбежала из дому и в сумерках понесла Оррина через поле к дому Ворны.

Ворна положила неподвижное тело ребенка на кровать и, взглянув на мать, поняла, что та страшно испугана.

— Иди на кухню и вскипяти воду для чая.

— Он не может пить, — сказала Гвен.

— Он не может, а вот нам чай не повредит. Я пока осмотрю его.

— Пожалуйста, не дай ему умереть! — со слезами в голосе взмолилась Гвен.

— Сделаю все, что смогу. Иди и приготовь чай. Мне — без сахара. Ромашку найдешь в синей банке за печью.

Отвернувшись от Гвен, Ворна положила руки на голову мальчика. Закрыв глаза, она пустила свой дух в тело ребенка. Он умирал, в этом не было ни малейшего сомнения, — органы уже отказали. Ворна не сразу поняла, в чем дело, и влилась в кровь ребенка. Наибольшее беспокойство вызывали почки, и Ворна направила всю свою силу, укрепляя ткани. Едва почки заработали нормально, Ворна почувствовала, как недуг поражает их с новой силой. То же самое рассказывал Бануин о болезни Руатайна — едва отступив, болезнь атаковала с новой силой. Неистово бьющееся сердце Оррина неожиданно остановилось, но Ворна тут же наполнила его силой, и оно снова забилось.