Книга Копченая селедка без горчицы, страница 51 – Алан Брэдли

«Бишоп-Лейси еще не готов для гранатов, — сказал он миссис Мюллет. — Мы их не заслуживаем».

Я всегда восхищалась, как три прозрачные жидкости — азотная кислота, соляная кислота и вода — соединяясь, словно по волшебству, образуют цвет, и не просто цвет, а оттенок пламенеющего заката.

Кружащиеся оттенки оранжевого в пробирке идеально иллюстрировали мысли, вертевшиеся у меня в мозгу.

Все так чертовски запутано: нападение на Фенеллу, ужасная смерть Бруки Хейрвуда, внезапное появление и такое же внезапное исчезновение Порслин, каминные шпаги Харриет, оказавшиеся не в одном, а в трех разных местах, странная антикварная лавка противных Петтибоунов, мисс Маунтджой и хромцы, давно утраченный портрет Харриет кисти Ванетты Хейрвуд и над этим всем, словно грохот заевшей трубы органа, постоянный низкий фон надвигающегося отцовского банкротства.

От этого и архангел бы начал плеваться.

В емкости королевская вода становилась темнее с каждой минутой, как будто тоже нетерпеливо ожидала ответов.

И внезапно меня осенило.

Я зажгла бунзеновскую горелку и поставила под емкость. Буду медленно подогревать кислоту, перед тем как перейти к следующему шагу.

Из буфета я достала маленькую деревянную коробочку, на боку которой дядя Тар написал карандашом слово «платина», и сдвинула крышку. Внутри лежала примерно дюжина пластинок серебристо-серого металла размером не больше ногтя. Я выбрала кусочек, весивший примерно четверть унции.

Когда королевская вода достигла нужной температуры, я взяла кусочек платины щипцами и поднесла к горлышку пробирки. Если не считать шипение газа, в лаборатории было так тихо, что я действительно услышала едва уловимый хлопок, уронив платину в жидкость.

Секунду ничего не происходило.

Но теперь жидкость в пробирке была темно-красной.

И тут платина начала корчиться.

Вот эту часть я любила больше всего!

Как будто в агонии, кусочек металла полз к стеклянной стенке пробирки, пытаясь сбежать от пожирающих его кислот.

И вдруг — пуфф! Платина исчезла.

Я почти слышала, как королевская вода облизывается: «Еще, пожалуйста!»

Не то чтобы платина вступила в нечестную схватку, на самом деле все честно. Важный момент, напомнила я себе, состоит в том, что платину не может растворить ни одна кислота!

Нет, платину не растворит одна только азотная кислота, и она просто весело рассмеется в лицо соляной. Только в сочетании они могут одолеть платину.

В этом заключался урок — точнее, даже два урока.

Первый: я — это платина. Нужен не один противник, чтобы одолеть Флавию Сабину де Люс.

Что осталось в пробирке — это дихлорид платины, который сам по себе будет полезен для опытов, для какого-нибудь будущего эксперимента, возможно, для определения наличия никотина или калия. Более важен тот факт, что, хотя кусочек платины исчез, образовалось что-то новое — нечто с совершенно новым комплексом свойств.

И затем, довольно неожиданно, я поймала отражение своего лица в стекле. С широко открытыми глазами я наблюдала за тем, как мутноватая жидкость в пробирке, неуклюже подрагивая, приобрела болезненно-желтоватый оттенок плавающих туманов в хрустальном шаре цыганки.

Я поняла, что мне надо делать.

— Ага! Флавия! — сказал викарий. — Нам не хватало тебя в церкви в воскресенье.

— Извините, викарий, — ответила я. — Боюсь, я переутомилась в субботу, праздник и так далее.

Поскольку добрые дела в общем-то не требуют афиширования, я не посчитала необходимым упомянуть мою помощь Фенелле. И, как оказалось, я была права, придержав язык, потому что викарий быстро сам переключился на эту тему.

— Да, — сказал он. — Твой отец говорит, что тебе разрешили провести воскресенье в роскошном безделье. Правда, Флавия, с твоей стороны было очень мило сыграть роль доброй самаритянки, так сказать. Очень мило.

— Не стоит упоминания, — изобразила я подобающую скромность. — Я была счастлива помочь.

Викарий распрямился и потянулся. Он подрезал кухонными ножницами пучки травы, росшей вокруг деревянного указателя на Святого Танкреда.

— Божья работа принимает много странных форм, — сказал он, увидев, что я усмехаюсь при виде его занятия. — Я навещал бедную душу в больнице, — продолжил он, — сразу после утренней молитвы.

— Вы с ней говорили? — изумилась я.

— О боже, нет. Ничего подобного. Уверен, она даже не осознавала мое присутствие. Сестра Дугган сказала мне, что она еще не пришла в сознание — цыганка, разумеется, не сестра Дугган, и что она — цыганка имею в виду, провела беспокойную ночь, то и дело вскрикивая о чем-то спрятанном. Бредила, конечно.

О чем-то спрятанном? Что могла иметь в виду Фенелла?

Это правда, она упомянула о женщине, которой предсказывала будущее передо мной, о том, что в ее прошлом что-то спрятано, но об этом ли речь? Надо попытаться выяснить.

— Ужасно, не так ли? — сказала я, покачав головой. — Ее палатка была самой популярной на празднике, пока не случился пожар. Она рассказывала мне, как испугала кого-то — женщину, заходившую прямо передо мной, кажется, — когда смогла правильно угадать что-то о ее прошлом.

Мне показалось или по лицу викария действительно пробежало облачко?

— О ее прошлом? О, сомневаюсь. Женщина, которой гадали до тебя, — миссис Булл.

Миссис Булл? Будь я проклята! Я готова была поклясться, что первое столкновение миссис Булл с Фенеллой за последние годы произошло в моем присутствии в субботу в Канаве, после праздника.

— Вы уверены? — переспросила я.

— Вполне, — ответил викарий. — Я стоял около палатки с кокосами, разговаривая с Тедом Сэмпсоном, когда миссис Булл попросила меня несколько минут присмотреть за ее малышами. «Я ненадолго, викарий, — сказала она. — Но я должна узнать свою судьбу, убедиться, что у меня больше не будет этих маленьких вредителей». Разумеется, она шутила, но все равно это были очень странные слова с учетом обстоятельств, — викарий покраснел. — О боже, боюсь, я был неосторожен. Ты должна забыть мои слова немедленно.

— Не беспокойтесь, викарий, — сказала я. — Я не обмолвлюсь ни словом.

Я изобразила, как зашиваю губы иголкой и очень длинной ниткой. Викарий поморщился от моих гримас.

— Кроме того, — добавила я, — это не то же самое, как если бы Буллы были вашими прихожанами.

— То же самое, — возразил он. — Благоразумие есть благоразумие, ему неведомы религиозные преграды.

— Миссис Булл хромец? — внезапно спросила я.

Он нахмурился.

— Хромец? С чего ты взяла? Бог мой, эта своеобразная вера, если я не ошибаюсь, была подавлена в конце XVIII века. Ходили слухи, конечно, но мы не должны…