Книга Меч ангелов, страница 33 – Яцек Пекара

– Именно, – сказал я. – Эти люди – или, скорее, трупы – были для него как свиньи или бычки. Вы ведь заметили, что он никогда не выбирал стариков? Это всегда были трупы, скажем так, крепкие и в теле. Но и не слишком жирные. Похоже, наш преступник выбирал их весьма тщательно…

– Матерь Божья!

– Именно потому я полагаю – хотя, конечно же, могу и ошибаться, – что здесь мы имеем дело не с чернокнижником. Скорее, думаю, это больной человек, находящий преступное утешение в поедании представителей собственного вида. Обучение в нашей достославной Академии позволило мне узнать, что таковые поступки часто встречаются среди далеких племен, которые еще не познали слово Господа нашего и для которых человек – просто мясо, будто коза или свинья.

Я знал, что уже некоторое время на пороге стоит брат Сфорца, но делал вид, будто не замечаю его. Однако теперь брат-милостынник решил отозваться.

– Вы делаете слишком поспешные выводы, инквизитор, – сказал он сухо.

– Могу ошибаться, – согласился я, поворачиваясь к нему. – Однако к окончательному выводу возможно прийти, лишь проанализировав и отвергнув все появившиеся во время следствия и не нашедшие подтверждений гипотезы.

– Я бы предпочел доверять вере больше, чем разуму, – сказал он высокомерно.

– И что же диктует вам ваша вера? – спросил я.

– Что мы, несомненно, имеем дело с чернокнижником, – сказал он резко. – С тем, кто готовил некое мощное заклинание, долженствующее нанести вред богобоязненным обитателям мирного Штольпена.

Настоятель, услыхав те слова, истово перекрестился.

– Я ценю силу вашего разума, мастер Инквизиториума, – продолжил Сфорца. – Но знайте, что чрезмерное доверие к науке и логике может застить вам суть дела. Ибо деяния сатаны мы способны постичь не разумом, но только лишь сердцем. Чернокнижник наверняка хотел, чтобы некто подобный вам дал себя обмануть, придя к таким вот фальшивым выводам.

– Значит, это игра? – уточнил я. – Он оставил фальшивые следы, чтобы легковерный инквизитор отправился по ним?

– Вы сказали.

– Ничего не исключаю, брат Сфорца, – усмехнулся я. – И полагаю, именно этим мы отличаемся друг от друга.

– Может, и так, – ответил он, и его глаза сделались злыми и холодными. – Но не забывайте: именно я веду следствие.

– Конечно же, – сказал я. – Ни в коем разе не осмелился бы оспаривать ваших прав, особенно когда вы столь отчетливо о них напоминаете.

– Завтра примемся допрашивать могильщика, – сообщил он решительно. – Оттого я просил бы вас должным образом приготовиться для следствия.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, хотя прекрасно понимал, к чему он клонит.

– Имею в виду, что вы приготовите инструменты и примените их так, как вас обучили в Академии, – ответил он холодно.

– Конечно, – повторил я. – Сделаю, что повелите. Однако позвольте мне поговорить с моим помощником, который займется необходимой подготовкой.

В Штольпене не было собственной ратуши – не было даже здания городского совета (и я не уверен, имелся ли городской совет). Для проведения допросов пришлось использовать здание одного из складов, и Курносу придется заняться необходимой подготовкой помещения, чтобы допрос можно было вести согласно праву и обычаю.

* * *

Могильщик был высохшим до костей старцем с вывернутыми ревматизмом суставами, и я не мог понять, как он занимается столь тяжелым трудом. Мне казалось, что он не смог бы толком и лопату в руках удержать – что уж говорить об умелом ею владении. Конечно, я должен был его опросить, прежде чем он будет помещен в комнату для допросов, однако брат Сфорца управился со всем раньше, чем я успел проснуться. Поэтому я оказался перед свершившимся фактом, и не стану скрывать – это мне не понравилось. Ведь всякий инквизитор должен сперва узнать допрашиваемого, опросить его спокойно и досконально, а не сразу же волочь в комнату, полную инструментов для пытки. Конечно, со свидетелями и обвиняемыми поступали по-разному – а с тем, кому вынесен приговор, нужно вести себя совсем иначе. Но к этому человеку относились как к виновному или главному подозреваемому – и с самого начала.

В комнате мы сидели у стола вчетвером: я, брат Сфорца, настоятель, которого мы попросили выступить в роли писаря, а также рыцарь де ля Гуардиа. Курнос же присел на табурете подле очага и занялся разогревом инструментов. Могильщик был раздет донага и привязан к столу. Его старческое худое тело с выступающими костьми, узловатыми веревками вен и сморщенной кожей, казалось, готово было рассыпаться в любой миг. Он глядел на нас безумными от испуга глазами и что-то бормотал себе под нос. Слюна текла по седой щетине на подбородке.

– Запишите, господин настоятель, прошу вас, – сказал я. – В день такой-то и такой-то, суд в составе…

Я диктовал все, что нужно записать, и одновременно поглядывал на могильщика. Я был почти убежден, что он не имеет отношения к этому делу, но не мог противиться решению брата Сфорца. Конечно, жизнь этого старика не стоила ничего, и все же пытать его не казалось мне удачной идеей. Я полагал, что мы лишь теряем время и что в этом случае причинять боль – занятие совершенно бессмысленное. К тому же я всегда осмеливался полагать, что насилие должно быть острым мечом и, как меч, направляться в нужное место, поскольку в ином случае оно оставалось бы грехом.

Настоятель закончил писать, я же подошел к столу, на котором лежал могильщик.

– Твое имя Курт Бахвиц, и ты могильщик в городе Штольпен. Верно?

Он смотрел на меня расширившимися глазами, но я не думал, что он и вправду меня видел. Его бледные губы шевелились, однако я не мог разобрать, говорит ли старик что-то осмысленное.

– Запишите, что допрашиваемый не возражал, – вмешался брат Сфорца. – А кроме того, господин настоятель может подтвердить, что так оно и есть на самом деле.

– Что вам известно про обворовывание могил и обесчещенье тел? – спросил я.

Подождал минутку.

– Гнев Господень, Курт Бахвиц, – сказал я чуть более резко. – Ты меня слышишь, человече?

– Начните со щипцов, – бросил Сфорца от стола.

– А может, вы сами желаете вести допрос? – повернулся я к нему. – Однако имейте в виду, что существуют определенные процедуры, которых необходимо придерживаться.

– Разве я возражаю? – пожал он плечами, и я был почти уверен, что слышу в его словах издевку.

– Курт, – я положил ладонь на сухое плечо могильщика, – мы здесь только затем, чтобы помочь тебе – и чтобы ты помог нам. Чтобы во Имя Божье найти истину. Хочешь ли помочь нам в этом святом деле?

С тем же успехом я мог разговаривать со столом, на котором он лежал, поскольку не думаю, чтобы старик понимал или хотя бы слышал что-либо из происходящего вокруг. Я знал, что допрашивать такого человека не имеет смысла. Подобное отупение случалось не часто, но в случае стариков либо безумцев в этом не было ничего странного. Всякий инквизитор знал, что в таком случае следует прервать допрос, а обвиняемого или свидетеля – привести в состояние более ясного разума. Еда и кубок вина могут совершить чудо куда большее, чем раскаленные щипцы. Ведь и задачей нашей было добраться до истины, а не причинять бесцельную боль.