Книга Сладкое искушение, страница 26 – Венди Хаггинс

Так или иначе, сегодняшняя встреча с отцом изменит Анну. Это неизбежно.

— Ты зарос, — слышится ее нежный голос. Ее рука неожиданно касается моего лица, отдаваясь пульсацией в моем теле. Я перехватываю ее руку и закрываю глаза. Почему я это чувствую? С ней я сам не свой. Я мечтаю, чтобы это простое прикосновение переросло в нечто большее.

Когда я смотрю на нее, она склоняет голову набок, словно робкий олененок, пытаясь заглянуть мне в душу. Задумываюсь, видит ли она царящую там тьму. Это наш последний день вместе, после которого все будет кончено. Я отпускаю ее и, скрестив руки на груди, пялюсь в окно.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорю я.

После этих слов она оживляется, а я вдруг начинаю дико нервничать.

Надев маску равнодушия, я достаю ожерелье из кармана и протягиваю ей, но она не принимает его. Просто смотрит, отчего я еще больше нервничаю.

— Я заметил твой взгляд и подумал, что тебе понравится. — Она помнит?

Она слегка кривится и моргает. Теперь я чувствую себя полнейшим идиотом.

— Я тебя расстроил?

— Вовсе нет. Я просто удивлена. Не могу поверить… — Ох, черт подери. Она плачет. — В смысле, мне нравится. Никто никогда не дарил мне ничего подобного.

Ой-ой, она раздувает из мухи слона. Я никогда не умел дарить подарки. Для дарящего они должны значить даже больше, чем для принимающего. Следовало догадаться. Меня заваливают подарками, которые в конечном итоге отправляются в мусор. Но, боюсь, что Анну этот мой шаг трогает не меньше, чем тревожит меня, и это нехорошо. Ругнувшись, я сую проклятое ожерелье ей в руку и запускаю пальцы в волосы.

Что я натворил? Знаю, я хотел, чтобы она в меня влюбилась, но она романтик до мозга костей. А в итоге перед самой встречей Анны с ее отцом-демоном, который будет сильно шокирован степенью невинности своей дочери, я еще и подливаю масла в огонь. Хотя нет, не сильно, учитывая, что он сам спал с хреновым ангелом, чтобы зачать ее, но все-таки… Идея влюбить в себя Анну уже не кажется такой удачной. Для нее это плохо закончится. Настолько плохо, что я буду тосковать по ней, как Питер Пэн по Вэнди. И не хочу, чтобы она чувствовала то же.

— Это было ошибкой, — бормочу я.

Она берет меня за руку и полным эмоций голосом произносит:

— Нет.

— Не ищи подтекста, Анна. Глупо романтизировать меня.

— И не думала, — уверяет она меня. — Это всего лишь милый жест с твоей стороны. И все.

Серьезно? Раз так, то мы с ней оба идиоты.

Она надевает ожерелье на встречу с Белиалом. Приходится напоминать себе, что это просто неодушевленный предмет. Аксессуар. Мелочь. Но, погрузившись в мысли, она продолжает вертеть его в руках.

Я капитально все испортил, и понятия не имею, как исправлять положение. Да и что хорошего может получиться? Тем более, после встречи с Белиалом. Хочется расписать по пунктам наставления: не говорить отцу обо мне, не показывать свою доброту, остерегаться и следить за тем, что говоришь — но не могу, потому что мы уже на тюремной парковке, и Белиал может услышать.

Открываются ворота для посетителей, и я сглатываю.

— Ты справишься, — подбадриваю ее.

Она скрывается внутри здания и мне становится дурно. Но я остаюсь на месте и внимательно прислушиваюсь, как она проходит мимо охраны, заходит в помещение, полное эха и садится. Вскоре доносится звон цепей и чьи-то шаги. Я не могу пошевелиться. Я словно парализован собственным бессилием. Прислушиваюсь так тщательно, что слышу неровное дыхание Анны. И едва не подпрыгиваю, когда охранник говорит "Ла Грею" сесть. Земного имени Белиала я не знал.

— Даже не верится, что ты здесь, — произносит он глубоким и хриплым голосом. Должно быть, это Белиал, но на мгновение меня сбивает мягкость его тона. Он продолжает: — …Я хотел для тебя нормальной жизни.

— На это у меня не было шансов, — тихо говорит Анна.

По голосу не скажешь, что она напугана, так что и мой страх начинает понемногу отступать. Особенно, когда Белиал спрашивает:

— Они хорошо с тобой обращались?.. Люди, которые вырастили тебя?

И столько беспокойства в этом вопросе. Чем больше я прислушиваюсь к их разговору, тем сильнее меня бьет осознание — он любит ее. Ну конечно. Патти была права. Уверен, Белиал ощущает исходящую от нее доброту, прямо как и Князь Алоцер с Копано. Они такие Нефы, которые могут достучаться даже до сердец демонов. Нефы, заслуживающие любви.

В горле появляется ком, от которого я не могу избавиться. Поняв, что Анне ничего не угрожает, я завожу машину и уезжаю.

Несколько часов слоняюсь по Лос-Анджелесу как обычный турист, не замечая ничего вокруг, потому что мой мозг перегружен. Я не могу разобраться в своих чувствах. Я всегда страдал перепадами настроения, но то, что происходит сейчас, чересчур даже для меня. За долю секунды я впадаю в ярость, затем в нежность, перерастающую в ужас, переходящий в счастье. Ангельское вуду Анны — опасная штука. И оно накрывает сильнее, чем любой алкозагул, — алкоголь хотя бы выветривается.

Я возвращаюсь к тюрьме всего за минуту до открытия ворот — пробки в Лос-Анджелесе ужасные.

Вслушиваюсь сквозь стены из бетона и стали, пока снова не улавливаю хриплый голос:

— …может, с тобой все будет иначе. И хорошее от твоей матери уравновесит плохое от меня. Неизвестно…

Я облегченно выдыхаю. Она в порядке. Впервые за всю жизнь мне было неловко подслушивать. Так что я выключаю сверхслух и задумываюсь над его словами. Интересно, правильно ли я понимаю, о чем он говорит: ад. О том факте, что после смерти все Нефы попадают в ад, какой бы образ жизни они не вели. Да, с Анной, возможно, выйдет иначе. Ее душа слишком хороша для такого рода тьмы — что крайне несправедливо, и меня глубоко беспокоят мысли о ее страданиях.

Я выхожу из машины и опираюсь на нее, пока жду. Насколько я понимаю, отец Анну не отчитывал, и я рад за нее. Когда открываются ворота и вместе с другими из здания выходит Анна, меня отпускают все безумные мысли. Стоит только увидеть ее, и сердце начинает биться чаще.

Но когда она подходит ближе, выражение ее лица останавливает все мои мысли.

Что-то не так. Она игнорирует меня и забирается в машину. Я подхожу к водительской двери и тоже сажусь в машину. Мне хочется спросить, что он сделал и сказал, но мы еще не выехали за пределы пяти миль.

Когда мы отъезжаем на достаточное расстояние, я уже собираюсь задать ей вопрос, но она прикрывает лицо руками и горько плачет. Я понятия не имею, что говорить или делать в таких ситуациях, как утешать, отчего ощущаю себя бессильным слабаком.

А я упоминал, что ненавижу девичьи слезы?

К счастью, уже через пять минут она громко шмыгает носом, вытирает глаза, расправляет плечи и проглатывает остатки рыданий.