Онлайн книга «Буря настигнет»
Лифт остановился. Мы торопливо вышли из кабины в просторный коридор. Беатриса поспешила вперед, я брел следом, любуясь ее легкой походкой. Она прекрасна. Будто не идет, а плывет, ткань завораживающе струится, бедра плавно выписывают восьмерки. Взгляд не оторвать. — Пятьсот восемьдесят четыре! — Бесовка указала рукой на дверь, обворожительно улыбаясь. Сгрести бы ее в объятья и зацеловать. Что я и сделал, когда мы завалились в номер. Она тихо простонала мне в губы, сводя с ума. Ее тело тянулось к моему, руки забрались под футболку на пояснице, переместились к ширинке, где член рвался из тесноты на свободу. Проворные пальцы залезли в карман с ключом от машины. Поймав наглую руку, я разорвал поцелуй. — Блин, — вздохнула бесовка. — Уже собралась валить? — Попробовать умыкнуть ключ — это дело принципа, понимаешь? Я прошел в гостиную, доставая на ходу ключ, и запустил его телекинезом к панорамным окнам на карниз, под которым гармошкой сложены аварийные жалюзи. Злость нахрен раскрошила вдохновленный настрой. — Так не честно, — пробормотала Беатриса. Но возмущение постепенно утекало из ее голоса: — Как мне теперь его достать… Кошмар, сколько этот номер стоит? Я пожал плечами. Ничего особенного. Темно-гранитные стены должны бы визуально уменьшать комнату, но она такая огромная, что не скроешь. Белый диван в компании бархатных темно-синих кресел. На полу ковер с геометрическими узорами. Нигде позолоты, хрусталя, мебели ручной работы, так что ничего особенного. По сравнению с домом моего отца. Зато ванна здесь шикарная. — Давай сразу проясним, — бесовка уперла руки в бока. — Если ты платишь за номер, это не значит, что я должна тебе прислуживать. Ты сам выбрал такую дороговизну. — Шутишь? Если мне понадобится прислуга, я ее найму. — Ноги понесли меня к мини-бару. — Что будешь пить? — спросил я, закидывая в бокал лед. Она подозрительно молчала. Я обернулся: Беатриса застыла перед зеркалом, обрамленным белой рамкой с серебристыми узорами, и порхала кистью над головой, лицом, одеждой. Нарядившись в королевское платье и нахлобучив корону, она уселась в бархатное кресло. — Плесните мне белого вина, сударь. — Бесовка плавно взмахнула рукой и выровняла спину. Я пошатнулся от короткого смешка, расплескивая виски. Она с невозмутимым лицом спросила: — Что? В простецкой блузке и юбке я себя чувствовала не в своей тарелке, а теперь проникаюсь атмосферой. — Это не самый шикарный номер в отеле. — Я налил в бокал рислинг и отправил его по воздуху прямо в руку бесовке. — Обалдеть. Это самый шикарный номер, в котором я была, так что помолчи. — Она сделала глоток. — Божественно. — Что у тебя в семье происходило? Беатриса помрачнела: — В смысле? — По долгу службы мне пришлось навестить твоих опекунов. — Вот черт… — Она облокотилась о подлокотник и прижала лоб к ладони. Корона держалась, как приклеенная. Я сел на белый диван и отпил виски. — Твоя бабушка… — То есть мама Джемма! — перебила меня Беатриса. — Не уследила за моей родной матерью и отыгрывалась на мне. Я должна была стать хорошей, примерной, послушной девочкой. Черта с два! Мне надо было тихонько говорить, хорошо готовить, убирать, быть такой страшненькой, чтобы одноклассники внимания не обращали, но не сильно страшненькой, чтобы после двадцати — не раньше — выдать меня замуж за такого же мерзавца, как дед. То есть заносчивого лентяя. Это у мамы Доры такое представление о настоящих мужчинах. Он же ее, беднягу, почти с улицы подобрал. Рабу себе сделал, без права голоса. Сволочь, ненавижу. Бокал задрожал в ее руке. Она уставилась невидимым взором перед собой и отпила. — Сумбурно я все на тебя вывалила. Прости, больная тема. Да уж, ничего удивительного в том, что у бесовки несносный характер и незаконный способ заработка. Мне тоже с семьей не повезло, но хоть в музыкальной школе нашлись преподаватели, которые давали поддержку. — А все очень мило начиналось, — не выдержала Беатриса гнетущего молчания и продолжила. — Мама Джемма постоянно хвасталась, как они с дедом познакомились. Она жила на заводе, зашла после работы в магазин купить хлеб, ей не хватило денег, а мужчина в очереди за нее заплатил. Они разговорились, он позвал ее на свидание, был очень обходительным, подарил цветы. Мама Джемма влюбилась, конечно. Он ее и обхаживал до свадьбы, а вместе с семейным бытом все закончилось. И начались побои. — Не думаешь, что ей нужно как-то помочь? — Так она считает, что заслуживает их! Но никто не заслуживает насилия, никто! — Конечно, потому я и говорю о помощи. Сколько она с ним живет? Слишком долго, чтобы самой выбраться. — Я не могу себя заставить помочь ей. Не могу забрать и тащить на себе! — Ты не обязана помогать другому человеку, если у тебя нет возможности. И тащить на себе ее должны врачи, а не ты. — Врачи? Ты про психбольницу? Что, если она там превратится в овощ? — Есть больницы нормальные, где лечат, помогают избавиться от психологических расстройств и травм, а не калечат. Моя мать сейчас выглядела намного лучше, чем год назад. Тогда она была похожа на спившуюся бомжиху. Мы долго не виделись, и за решеткой камеры я не узнал ее в грязных шмотках и с опухшим лицом. То, что я уехал в восьмой сектор, добило ее, пусть раньше мы не особо общались. Но не уедь я — не помог бы ей деньгами. Год в окружении добропорядочных врачей — и она, будто феникс, возродилась из пепла. Стала вновь той милой, красивой женщиной, которую я видел на фотографиях в обнимку с отцом. Позавчера я навещал ее. Она очень радовалась, что я выступлю вместе с «Бурей». Главный врач отвел меня в сторону и сказал: «Ее можно выписывать». Я так долго мирился с тем, что моя мать сначала спилась, а затем прописалась в психбольнице, и не оказался готов к тому, что теперь она может вернуться к обычной жизни и попросил врача повременить. В пятый сектор, обратно в нищету, я не отправлю мать. Ей бы снять хорошую квартиру и найти занятие по душе, чтобы со скуки не поехала крыша и руки не потянулись к бутылке. Беатриса мелькнула передо мной, вырывая из пучины размышлений, и подошла к мини-бару. — Не спрашивай меня больше о семье, не то вся романтика испарится, — бормотала она, наливая себе вина. — А я не могу лгать или спокойно о ней рассказывать. — К черту романтику. Мы ни разу не говорили по душам. Я не хочу каждый раз трахать просто красивое тело. Мне нужно знать, откуда у тебя печаль в глазах и острота на языке. — А точно… — Бесовка повернулась ко мне с полным бокалом. И с сарказмом? —Тебя ведь возбуждают истории. Извращенец. Меня возбуждали не любые истории, а только те, в которых жили яркие эмоции. Я похлопал по дивану подле себя, приглашая сесть. Она не шевельнулась, зато произнесла: |