Книга Олимпиец. Том I, страница 14 – Артур Осколков

Кэйтлин не ответила. Лишь скрестила руки на груди. На ее губах показалась победная ухмылочка.

— Ты там не устал? — передразнила меня она. — Можем передохнуть.

Я одним движением вскочил на ноги. В левой руке мяч, а правая вытянута вперед.

— Нападай, красавица, — я поманил ее на манер Нео из Матрицы.

Девушка недовольно сощурись и резко сократила дистанцию. Вот только теперь я был готов. Мощный удар ногой в корпус я отвел в сторону краем ладони, а от двоечки в челюсть увернулся маятником.

Кэйтлин фыркнула, встала в стойку и принялась кружить вокруг меня, изредка разражаясь серий из двух-трех ударов. Она явно рассчитывала меня измотать.

Что ж. У нее это отлично получалось.

Настоящий Адриан не особо фанател от спорта. И ни мои годы тренировок в том мире, ни божественная кровь не меняли того факта, что сейчас я был тем еще задохликом. А ну и обороняться одной рукой было дико неудобно.

Я отхватил еще несколько ударов ногой по ребрам, а от ловкой подсечки грохнулся лицом на камень и разбил себе нос.

Девушка даже не попыталась забрать мяч. Вместо этого она присела рядом со мной на корточки, подняла меня за волосы и изучающе глянула в лицо.

— Ну что, сдаешься?

Вместо ответа я боднул ее лбом, перевернулся на спину и, крутанувшись на манер капоэйриста, влепил ей двумя ногами в живот. Не сильно, но чувствительно. Девушка даже отлетела назад и плюхнулась на задницу.

Я кое-как поднялся с земли и посмотрел на нее сверху вниз.

— Только начал.

Это стало последний каплей. Удивление на лице Кэйтлин сменилось яростью. Она зашипела, словно лесная рысь, и плавным движением вскочила на ноги.

По толпе прокатился изумленный ропот.

Я сузил глаза. Дело дрянь.

На голове у девушки из воздуха появился сияющий ярко-зеленым цветом лавровый венок. Или, если короче — Символ.

Ясно, девица пошла с козырей. Тогда…

— Стоп! — я вытянул вперед руку.

Девушка замерла на месте. Губы сжаты, а глаза метают молнии. Я даже залюбовался ей на секунду. Но только на секунду.

— Твоя взяла, — признал я и перебросил ей мяч. — Но как-то это неспортивно.

— Радуйся, что жив остался, — презрительно бросила девушка, подняла с земли куртку, отряхнула и, кивнув своей команде, потрусила обратно на волейбольную площадку. — Пока, лузеры.

— Я тоже хорошо провел время! — крикнул я ей вслед и вернулся к ожидавшему меня брату. — Знаешь, Эл. Что-то мне подсказывает, что в Клуб Волейбола меня не возьмут.

Элай хотел было что-то сказать, — явно что-то язвительное — но вместо этого махнул рукой. Затем вытащил из сумки мокрый платок и протянул мне, чтобы я мог вытереть лицо. Настоящий друг.

Уже через минуту мы снова шли на дорогу к храму.

— Кэйтлин, значит, — поправляя пиджак, произнес я и с намеком взглянул на парня.

Тот тяжело вздохнул.

— Мужик, ты недостаточно отхватил? И вообще, я тебе что, ходячая энциклопедия?

— Неа, — я приобнял его за шею. — Ты моя ходячая нянька. Колись давай.

— Кэйтлин Саммерс, — он понял, что я от него не отстану и сдался. — Из побочной ветки Дома Венади. Поклоняются…

— Артемиде. Понятное дело.

А то я не догадался. Девчонка слишком легко включилась в игру, да и охотничий азарт спутать было невозможно.

— Сам спросил, — пожал плечами тот и оттеснил меня в сторону. — Вы с ней в одном классе пять лет учились.

Ага. Тогда понятно, почему она решила, что я сбрендил. На ее месте я бы подумал также.

— Давно она пробудила Символ? — задал я более насущный вопрос.

— В одиннадцать. Девчонка гений. Не будь она из побочной семьи давно бы стала наследницей.

— Угу, — кивнул я и задумался о своем.

Символ. Он же лавровый венок на башке. Первая ступень развития «белых». Одна из самых важных ступеней, если даже не самая важная.

Цвет листьев зависел то бога, от которого ты унаследовал способности. Так у Афины — был золотой венок, у Артемиды — ярко-зеленый.

Сам Символ показывает, что ты готов управлять силой, которая до этого чинно-мирно спала в твоей крови. Тут вот в чем дело. Для примера, сейчас я — при далеко не лучших физических данных — находился на уровне тренированного атлета. Плюс улучшенное зрение и слух.

Но как только ты пробуждал в себе Символ, то … скажем так, человеком тебя можно было назвать только с большой натяжкой. Скорость, сила, реакция росли в геометрической прогрессии. Кожа становилась тверже, повышалась регенерация тканей, ну и всякая другая хрень по мелочи.

И чем дальше ты двигался по ступеням, тем опаснее становился. Тот же Гордиан Лекс без труда мог выдержать выстрел из крупнокалиберного орудия или отрастить себе выбитый глаз, например.

Как я уже говорил, кровь богов — не шутка.

Обычно, Символ проявлялся лет в пятнадцать-шестнадцать. Но мог и позже. Тут все зависело от твоей генетики, упорства и умения твоих учителей. А ну и от удачи, конечно. Но проявлялся всегда.

У меня же венка пока еще не было. Но это-то ладно. Хреново, что и прогресса не было. Вообще. И тут дело не только в таланте или его отсутствии. Дело в моем отце. Реальном отце, понятное дело.

Символ каждого бога уникален и требует своего подхода. Обычно-то это не проблем. Учителей, которые прошли через подобное, навалом.

Вот только я был в этом плане исключением. Единственный сын Аида во всей Греции. Меня учить было некому. Еще одна причина, почему сегодняшняя встреча с отцом так важна. Он мог подсказать, что делать.

— Эй, ты там заснул? — ткнул меня локтем под ребро Элай. — Мы пришли.

Я вернулся обратно и огляделся по сторонам. Ага. Забавно. Я-то ожидал огромного собора, по типу Ватиканского, а нет. Фиг вам.

Вместо одного храма тут было тринадцать. По одному на каждого олимпийского бога и последний для всех остальных. Самый маленький и невзрачный, понятное дело. Не то что второй Парфенон Зевса, с его сотнями белокаменных колон, узорчатыми сводами и легионом жрецов на входе.

— Вы к кому, молодые люди? — подошла к нам средних лет жрица в белоснежном хитоне с кипарисовым венком в волосах.

— Я лишь смиренно ожидаю, госпожа, — неожиданно уважительно поклонился Элайас. — А вот мой друг хотел бы встретиться со своим отцом.

Жрица внимательно посмотрела мне в глаза и удивленно моргнула.

— Никогда на моей памяти к нам не приходили сыны Аида.

В ее голосе не было брезгливости или презрения, что меня порадовало. Хотя, может, она просто хорошо умеет скрывать свои эмоции.