Онлайн книга «Стеклянная женщина»
|
Колени ее дрожат. Она не решается посмотреть на Паудля. Йоун слабо улыбается. – Похоже, мне надо было чудом избежать смерти, чтобы ты стала примерной супругой. Будь Роуса дерзкой, как Катрин, она бы ответила, что на волосок от смерти и он был покладистым мужем. Она через силу улыбается. – Я сделала жаркое. Краем глаза она видит, как обмякают плечи Паудля и как он выходит вон. Она старается не думать о боли, отразившейся на его лице. – По мне как будто целое стадо лошадей проскакало, – говорит Йоун. – Тебе нужно отдохнуть, elskan. Поспи. – Ее так и тянет побежать вдогонку за Паудлем. Взять его за руку, прижаться к нему и сказать… Что она ему скажет? – Я и без того слишком долго спал. Поди сюда. – Йоун берет ее ладонь и целует. От его прикосновения по коже пробегает дрожь. В далеком темном углу расправляет крылья кречет. Услышав шуршание перьев, Йоун вздрагивает, оборачивается к Роусе и с силой сжимает ее руку. – Ты никому не расскажешь про птицу? Она молча качает головой. Его иссохшие пальцы стискивают ее ладонь еще сильней. – Кречеты ценятся дороже золота, Роуса. Если в селении узнают, что я держу у себя птицу на продажу, мне начнут завидовать, и это обернется бедой… Она сглатывает. – Селение замело. Сюда никто не приходил, кроме… – Роуса! – предостерегающе шипит Пьетюр. Она вздрагивает. Пьетюр ходит туда-сюда по комнате и грызет ноготь на большом пальце. Время от времени он останавливается, набирает в грудь воздуха, будто хочет что-то сказать, но продолжает ходить молча. – Постой спокойно, Пьетюр, – хрипло произносит Йоун. – Пол насквозь протрешь. – Нужно сказать Катрин, что ты очнулся, Йоун, – говорит Роуса. – Она будет очень рада. Пьетюр останавливается и одаривает ее свирепым взглядом. Йоун так и вскидывается, охнув от боли: – Катрин? Роуса переводит взгляд на Пьетюра. – Ты ему не сказал? – Катрин была здесь? – повторяет Йоун. – Благодаря ей… – начинает Пьетюр тихим голосом. – Катрин была здесь? На чердаке? – со злостью перебивает его Йоун. – Отвечай, дьявол тебя забери! – Лицо его побелело, и он сгибается пополам, прерывисто дыша. Роуса опускается подле него на колени. – Катрин хотела помочь тебе. – Она протягивает руку к щеке Йоуна, но не решается дотронуться до нее. – Она никому ничего не скажет. Птица, колыбелька, надписи на полу – что из этого могла видеть Катрин? – Ты ничего не знаешь, – задыхаясь, бормочет Йоун. – Ты не… – Я знаю, что она не станет распускать слухов, Йоун. – Роуса делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и смотрит ему в глаза. – Доверься ей, попробуй… – Замолчи, Роуса. Роуса сжимает колени, чтобы они перестали дрожать, и с трудом говорит: – Катрин не скажет Эйидлю ни слова, Йоун. Тебе нечего бояться. У Йоуна вырывается нечто среднее между кашлем и смешком. – Сам посуди, – продолжает Роуса. – Ты таял на глазах. Катрин спасла тебе жизнь. Так ведь, Пьетюр? Пьетюр смотрит на мягкое сияние окна, бледного, словно skyr, и подсвеченного с улицы снежным блеском. – Я не хотел, чтобы она здесь оставалась, – тихо говорит он, – но ты умирал. Роусе и в голову не приходило, что Пьетюр может бояться. Его голос звучит совсем по-мальчишески, как, наверное, звучал много лет назад, когда Йоун взял его к себе. Вид у него потерянный, лицо побелело. Когда он сглатывает, у него булькает в горле. Роуса заставляет себя взять исхудавшую ладонь Йоуна в свою. Кости его походят на иссушенные ветки, обтянутые пергаментной кожей с проступающими под ней голубыми веревками вен. – Пьетюр не виноват. Молчание длится три прерывистых вдоха. – Приведи ее ко мне, – свирепо говорит Йоун. Роуса поднимается. – Ты не сделаешь ей ничего худого? – Она переводит взгляд с Йоуна на Пьетюра. – Никто из вас ничего ей не сделает? Повисает долгое молчание. Наконец Пьетюр тихо отвечает: – Конечно, нет. Приведи ее. Однако оба они отводят глаза и переглядываются, словно безмолвно договариваясь о чем-то. – Хорошо. – Роусе трудно дышать. Быть может, у нее получится предупредить Катрин, что надо уносить ноги. Небо окрасилось в металлически-сизый цвет свежего синяка. Ледяной воздух вспарывает легкие. Роуса бредет к хлеву, и каждый ее выдох повисает облачком, остывает и медленно растворяется. Может, то же самое происходит с душой, думает она. Вдруг однажды и я исчезну, растаю, как лед в бурном ручье? Роуса отгоняет эту святотатственную мысль и всем телом налегает на дверь в хлев. Она заперта на засов. Все в мире ее мужа или закрыто, или на замке. Роуса с трудом стягивает рукавицы; онемевшие от холода пальцы скользкие от подтаявшего льда. Долго провозившись с засовом, она наконец отворяет дверь и юркает во влажную и тихую духоту хлева. Скот шумно толкается в темноте, овцы тревожно блеют, лошади фыркают. На балке в глубине теплится одинокая свечка, и на полу под ней съежилась Катрин. Роуса открывает было рот, но Катрин поднимает руку. – Молчи, послушай. Вот оно! Слыхала? – Глаза ее горят странным огнем, и она слишком крепко вцепляется в руку Роусы. Роуса вслушивается в постанывания снаружи, в завывания ветра и хруст снега. – Это просто ветер. Не бойся… – Я и не боюсь. Ты слыхала такое раньше? – Голос Катрин звучит как-то слишком весело. Улыбнувшись, она продолжает слишком поспешно: – Да, это наверняка ветер. И все-таки похоже на… – Она снова устремляет взгляд вдаль, склонив голову набок. Чтобы скрыть подступающий страх, Роуса выпаливает: – Йоун очнулся. – Паудль мне уже сказал. Это хорошо. – Но тут лицо ее мрачнеет. – Что стряслось? Ему хуже? Или он отказывается пить мои зелья? – Она криво ухмыляется. – Ведьмино пойло. – Он хотел бы… поговорить с тобой. Катрин приподнимает брови. – Он ужасно переполошился. – Роуса отцепляет приставший к стене клочок шерсти и мнет его в пальцах. Он грубый и маслянистый на ощупь. Она переводит взгляд на Катрин. – Он хочет знать, что ты видела на чердаке. – Да? – Катрин это, кажется, скорей развеселило, чем напугало. |