Книга Миледи и притворщик, страница 143 – Антонина Ванина

Я спросила Иризи как опытную жрицу, обученную разным гаданиям, есть ли у меня шанс избавиться от пророчества Нейлы. Ответ меня не обнадёжил:

– Нам не дано определять нашу судьбу. Это позволено лишь богам.

– А как заставить богов передумать и выбрать для меня другую судьбу?

Иризи задумалась, а потом сказала.

– Ты же слышала, госпожа, что сегодня на базаре рассказывал старый сказитель. Если подняться на гору Фум к Небесному Дворцу и побывать на пире богов, там ты сможешь испить за одним с ними столом вино жизни и попросить смилостивиться и переткать полотно твоей судьбы.

– Ну да, конечно, – даже не стала я улыбаться этой несмешной шутке. – Тот старик ещё сказал, что Шела Крог стала богиней, а женщинам на гору Фум вход строго воспрещён. Так что не побывать мне на пирушке. И судьбу свою не изменить.

– Тогда покорись. Покорись и прими её как дар свыше. Ведь боги могли уготовить для тебя участь и похуже.

Похуже? Например, брак с Эженом Гардельяном? Тогда да, стоит благодарить богов, что я всю оставшуюся жизнь буду мучиться с принцем, а не с этим бабником-шантажистом. Хотя, кто даст гарантию, что принц не будет менять фавориток как перчатки, а заодно грозить мне разлукой с детьми, если я заикнусь о разводе?

Перед тем как караван должен был отправиться в путь, мы с Иризи решили посетить общественную купальню Барагуты. Там за умеренную плату мы вдоволь понежились в парильне и тёплом бассейне, правда из-за обилия женщин и скупости банщиц на воду удовольствие от помывки поубавилось. Зато я вдоволь наслушалась всяких ужасов, что поджидают путников по дороге на юг сатрапии. Если верить деревенским кумушкам, то скоро я встречу голодных гиен, что стерегут клады, руины заброшенных после засухи городов, также увижу расхитителей древних кладбищ, что торгуют диковинками, найденными в могилах, наткнусь на джандерцев-разбойников, что пересекли бескрайние губительные пески Мола-Мати. А ещё на моём пути обязательно появятся самые разные сектанты, что варят суп из священных кошек Инмуланы, поклоняются скорпионам и приносят в жертву богам собственных детей.

У меня голова опухла от всех этих страстей, и я была рада поскорее вернуться к шатру и оказаться под защитой Чензира и его стражей.

На подступах к временному лагерю я увидела, как несколько десятков верблюдов и их погонщиков отъезжают на север. Всё ясно, Шанти говорил, что сегодня они с дядей едут обратно в Лалифур, чтобы присоединиться к другому каравану, что пойдёт в Старый Сарпаль. Ну, всё, неминуемое свершилось. Теперь мы точно расстались навсегда.

Я подошла к нашему шатру и первым делом заметила посуровевшего Чензира и собравшихся вокруг него стражей. Что за совещание? Опять заговор против меня?

Завидев меня, они разошлись в стороны, но стоило мне взяться за край шатра, чтобы войти на мужскую половину, Чензир тут же одёрнул меня:

– Нет, госпожа, иди на свою половину.

– Это ещё почему?

– Нельзя женщине мешать мужчинам, когда они говорят.

Я ничего не поняла и снова дёрнула покров шатра, но Чензир был начеку и подскочил ко мне, чтобы вырвать полотнище из моих рук.

– Нельзя женщине лезть в мужские разговоры, – настойчиво и даже грубо повторил он.

Внутри послышались тихие голоса. Так Леон не один в шатре? Можно было и вежливо всё объяснить, я же не знала, что у него гость.

– Эми, заходи, не слушай его. – раздался голос Леона.

– Не могу, Лео, он меня не пускает. Ещё руку заломит и оттащит в сторону.

– Пусть только попробует. Сейчас я ему всё скажу.

Что скажет? Не успел же Леон за несколько недель подучить сарпальский, чтобы приструнить стража. Я в это искренне верила, потому чуть не вскрикнула от удивления, когда изнутри раздался бархатистый голос:

– Господин требует, чтобы его жена вошла к нему. И ещё господин требует, чтобы впредь никто не мешал ей приходить к нему хоть днём, хоть ночью.

Я не ослышалась? Это… это же…

Чензир отшатнулся от меня, а я ворвалась в шатёр, всё ещё не веря своим ушам.

Внутри за низеньким столом сидел и попивал чай Леон. И Шанти.

– Вот, Эми, – воодушевлённо выдал Леон, – я же говорил, что найду способ приструнить этого вояку. Теперь у меня есть свой личный переводчик. Всё, теперь Шанти в точности донесёт мои мысли до Чензира, и он тебя обижать больше не посмеет.

А я уже и не слышала, что говорит Леон. Я не могла оторвать глаз от Шанти в новой рубахе. Нет, этого не может быть. Мне всё это мерещится. Или я сплю.

– Здравствуй, Эмеран, – улыбнулся он.

– Здравствуй, – присела я возле столика. – А как же…Ты ведь должен был уехать в Лалифур. Караван уже ушёл, я же видела.

– Караван ушёл, а я остался, – снова улыбнулся он, окончательно меня запутав.

– А как же твой дядя? Вы, наверное, должны были вместе везти выручку в Фарияз. Как же он без тебя?

– Он не один едет, а с земляками. Торговцами черносливом и вишней. Вместе они друг друга в обиду не дадут. Дядя Биджу и сам отпустил меня, сказал, что б ехал, раз чужеземцам нужна помощь.

– Так и сказал?

– Сказал, – кивнул он. – Сказал, раз северяне столько лет не оставляют нашу семью в нищете и не дают помереть с голоду, то и мы должны помогать северянам.

– Он ведь других северян имел в виду, – смутилась я.

– Не всё ли равно, если господин Леон захотел, чтобы я стал его толмачом?

Тут я перевела взгляд на Леона и перешла на аконийский:

– Лео, ты серьёзно? Ты уверен в том, что делаешь?

– А что не так, куколка? – беззаботно спросил он, будто ещё вчера не старался убедить меня, что Шанти может быть тромским шпионом. – Знатоков аконийского в радиусе тысячи километров нет, хорошо хоть нашёлся тот, кто знает тромский.

Вот как? Ну ладно, переводчик так переводчик. Но я всё равно ничего не понимаю.

– Надо как-то расплатиться с Шанти. Несколько недель странствий по пустыне – это накладное занятие.

– Так я уже.

Тут я заметила, что Шанти держит в руках малоприметную дудочку из красного дерева с девятью отверстиями.

– Лео, ты что творишь? – рассердилась я, – У тебя там целый сундук золота, а ты расплачиваешься с человеком какой-то деревяшкой.

– Куколка, за кого ты меня принимаешь? – почти обиделся он. – Я перед ним сундук открыл, говорю, выбирай, что приглянется. Я думал он кинжал возьмёт, там инкрустация богатая, что на рукояти, что на ножнах. А он среди ожерелий и золотых кубков вот это откопал. Что оно там вообще делало, не знаю. Говорит, это какой-то редкий инструмент из необычной породы дерева, вроде как такие уже много лет не делают. То ли мастера кончились, то ли деревья. В общем, не понять нам этого богомольца. Он, видимо, от всего мирского отрешился, на золото совсем не смотрит.