Онлайн книга «Война. Том 2»
— Разберемся завтра же со всем этим, — сказал я тихо. — Шутейник ничего не говорил о вашей грядущей судьбе? Кровь отлила от полных щек дядюшки, он даже отшагнул к выходу. Вот же черт, как тут боятся таких слов из уст монарха! — Н-нет… — проговорил старый хогг и по глазам его я понял, что он слегка испуган. Я наставил палец на Рейла-старшего и выговорил четко: — Вы теперь герой Норатора. Да что там Норатора, всего Санкструма герой! Богатырь! — Я? Я потер гудящий затылок. — Это ведь вы подобрали раненного императора и лечили его самоотверженно. — Я? — Делились последней крошкой хлеба. — Я? — Прятали у себя, пока убийцы, подосланные Сакраном и Армадом, рыскали по всем улицам Норатора… — Я? — Наградой за это будет вам пост нораторского бургомистра. Тут дядюшка Рейл впечатался спиной в дверь, даже распластался на ней, словно вознамерился выдавиться через замочную скважину и задать стрекача. — Господин император… Ваше… э-э-э… всемогущество… Вы, надеюсь, шутите? Потому что если не шутите… Я, знаете, суетно живу, я не готов к таким крайностям… Непочтительным образом выражаюсь, простите… — Я не потребую крайностей. Мы просто возьмем власть в городе в свои руки. Он замотал плешивой головой, так что вечно всклокоченные, похожие на рожки остатки волос заколыхались. — Но в соответствии с древними законами… Ратманы выбирают бургомистра, а они меня… — Выберут. Об этом я позабочусь. Вы ведь уже дворянин, согласно указу некоего архканцлера Торнхелла. Вы — знатная особа. Устроим вам, господин Рейл, позитивный засвет завтра же днем, нет, не спрашивайте, что это, это из прежней моей жизни… Я лишу вас, таким образом, забот материальных, но потребую взамен забот политических. Вы будете решать объемные проблемы, в частности, проблему городских укреплений… Я приспособлю ваши таланты к текущим нуждам Норатора, и спать вам придется мало и совсем не с женщинами. Я думал о подходящей кандидатуре взамен почившего Таленка, и понял — вы подойдете. Вы бесстрашны и у вас дивергентный [7] склад ума. Он сразу насторожился, отлип от дверей. — Надеюсь, это не о том, что я люблю сразу двух дам в постели? Я давно заметил, что когда вкрапляешь в речь всяческие малоизвестные термины — на тебя смотрят с почтением и опаской. Сработало и сейчас. Я пояснил ему насчет ума и он сразу же приосанился, затем бросил на меня почтительный взгляд. — Вводите меня в соблазн великий, а хогг я не добродетельный, да и вообще не по уму мне… Это же какие… какие дела большие на мне будут! — Будут, — сказал я, пробарабанив пальцами по столу. — Вместе со мной вы вошли в большую политику. Пути назад — нет. Путь вперед — есть. К победе. Или на плаху. Дядюшка прошелся по кабинету, покосился на каминную полку, где обычно дрых Шурик, потер ладонью шершавый переплет Законного свода. — Воровать буду, — сказал обреченно, покосившись на меня через плечо. — Будете, — сказал я. — Но немного. За воровство малое… пусть даже средне-малое ничего не сделаю. За большое — казню. Вот так просто. Сразу. Не пожалею. Вы меня знаете. Он стоял по-прежнему вполоборота, скосив взгляд на пол. Думал. — Не припомню более подлого времени для Санкструма, чем оно было при последних годах правления Растара, — произнес едва слышно. — Особенно Норатору тяжко пришлось… Родился я в этом городе… И вот теперь… Вы предлагаете мне его… Вот так прямо… прямо мне в руки. И все же — почему? Умный я? Ну, пусть умный. Вон, — он широко повел рукой, — в Варлойне полно умных подлецов, а уж я точно не святой. Так почему? — Вы способны к сочувствию, — сказал я искренне. — Вы способны жертвовать собой и я это видел, сражаясь с вами бок о бок. Вы способны к разумному созиданию. Вы создали газету. И я не думаю, что только желание наживы двигало вами. Вы хотели посредством газеты немного изменить мир к лучшему, может быть, даже не вполне сознавая это. — Я? Я привстал и хлопнул ладонью по столу — зря, ибо удар звонкой оплеухой отдался в затылке. — Да прекратите ломать комедию, дядюшка. Вы, вы. Все время — вы. О вас красивом речь. Выбора я вам не оставляю. На этой неделе я сделаю вас бургомистром Норатора! Я замолчал. Дядюшка Рейл думал. Наконец встряхнулся, спросил тихо: — Грядет ли конец судеб? — очевидно, имея в виду наш проигрыш в войне. — Нет, конечно, грядет прекрасное начало! — Мы все-таки победим? — Да. — И вы… Вы все-таки полагаете, у меня есть совесть? — Безусловно. — И с судами городскими мне позволите разобраться? Там знаете какая шельмовщина… Чуть кого прирежет сынок богачей — так его тут же родичи и выкупают… И все-все так… На деньгах крутится… Тут нужна будет ваша поддержка, господин император. Судьи это такая… — Каста неприкасаемых. Он кивнул и встрепенулся. — О да! Но это ведь значит, я смогу продвигать свои законы! — Да, в рамках городского самоуправления, дядюшка Рейл, вы сможете продвигать свои разумные законы. Он покачал головой: кажется, постепенно перспективы работы на посту бургомистра начали рисоваться перед его мысленным взором. — Знаете, господин император, что я заметил… а живу я уже порядочно… Большинство законов действуют так: невиновных карают, виновным ничего не бывает… И я много думал… как бы сломить эту систему? А вдруг у меня получится, а? Я внутренне усмехнулся. Великое правило — «Закон что дышло…» — Значит, вам и карты в руки. Подумайте над справедливыми законами, именно за тем я вас и превращаю в бургомистра. Власть на любом уровне должна работать под страхом возмездия закона. — Я поднял палец. — Но не забывайте, что над вами, господин Рейл, стоит император, который надзирает и неусыпно бдит… Он кивнул, вполне разумея угрозу. — А как же узнать ту грань, за которую, совершая благие деяния я могу выйти… Хм… Нет-нет, не беспокойтесь, я понимаю суть дела! — Ну, — сказал я задумчиво. — Например можно, имея уже ассигнованную сумму, не чинить дороги… Или, наоборот, затеять ремонт дома либо дороги совершенно целеньких. А еще можно отписать деньги под народные гуляния, и провести их с десятью нанятыми студентами, а на бумаге отразить, что гулял весь город. А еще можно принять закон о частных кладбищах, и сдавать земли под могилки на годок, скажем… Нет денег — покойничка выкапывают и выбрасывают, а ведь согласно вере в Ашара — это позор и ужас. |