Книга Девять камер ее сердца, страница 21 – Джанис Парьят

— За кого ты болеешь?

Я не сразу понял, что ты говоришь со мной.

— За того, кто лучше.

Ты состроила рожицу:

— Дипломатично… и скучно.

Ты даже не представляла, насколько была права. Я такой и есть. Хотя меня поразила твоя прямота.

— Откуда ты? — Я не мог определить, кто ты, даже по твоему акценту.

Ты сказала откуда.

— Покажи, где это, — сказал я, вытаскивая свой телефон. Это был предлог, позволяющий мне сесть поближе к тебе. От тебя пахло потом и солью и еще чем-то резким и сладким, вроде персиков.

— Вот тут, — указала ты точку на экранной карте.

— Так далеко… Ты здесь в отпуске?

Ты отхлебнула пива и кивнула.

— Ты путешествуешь одна?

Тут ты, кажется… как бы это сказать… рассердилась.

— Ну да, — сказала ты. — Хотя мои родители и хотели превратить это в такой семейный отпуск… Но нет, это для меня, и только для меня. Хотя я была бы не против взять свою кошку.

Я сидел, чувствуя себя слегка неловко, и ты, наверное, заметила это и рассмеялась:

— Извини… Не знаю, зачем я сказала тебе все это… Но я действительно сама по себе.

— И как тебе нравится город?

— Ненавижу его.

Не сдержавшись, я засмеялся. Такая прямота была для меня непривычной. К тому же она сильно противоречила твоей внешности, всем этим цветам и развевающимся волосам.

— Почему? — спросил я, хотя думал, что знаю ответ.

— Слишком много туристов… все забито… Мне даже ваш собор не понравился, такой розовый, белый и зеленый.

Ты решила, что я местный, и я не стал тебя поправлять. Странным образом мне захотелось заступиться за город, хоть он и не был моим.

— Ты не дала ему шанса.

— Дала, — возразила ты и рассказала, как провела все утро в поисках тихого скверика, пустой церквушки, ресторана, где тебя не пытаются ободрать. — Все это просто ужасно, — заключила ты.

— Возможно, — предложил я, — я смогу показать тебе что-то, что заставит тебя передумать.

Вместо того чтобы отказаться, заподозрив неладное, ты явно заинтересовалась. Твое сердце было открытым, как небо. Это редкость, и я был тронут.

Ну или ты действительно была по горло сыта этим местом.

Мы посмотрели еще игру или две, допили пиво и ушли.

В моей машине ты сперва чуть не села на водительское место, потому что там, откуда ты приехала, люди ездят по другой стороне. Мы оба рассмеялись, и ты легко скользнула на правое сиденье.

— Куда мы поедем?

— Подожди, скоро увидишь, — ответил я.

Мы свернули в сторону реки, а затем медленно выехали из города и направились вверх по лесистому склону. Наклонив голову набок, ты смотрела на деревья и в небо и говорила, что они прекрасны.

Прекрасна была ты.

Твое платье задралось вверх, и я старался не пялиться на твои бедра. На твою шею. Вырез платья доходил как раз до места, где начинала круглиться грудь, гладкая и мягкая. Сам не понимаю как, но мне хотелось — мне было необходимо — коснуться ртом и их, и тебя.

— Я не знаю, как тебя зовут…

И правда. Ни ты, ни я даже не подумали спросить об этом.

Мы торжественно представились друг другу.

— И что, есть разница?

Нет, ответила ты. Никакой разницы.

На вершине холма я остановился. С одной стороны там была церковь, классическое белое строение с широкими ступенями, а напротив нее — известная смотровая площадка, с изогнутой балюстрадой по краям. Тут было тише, чем в центре города, но по твоему лицу я понял, что все же недостаточно тихо. Но мы все равно облокотились на перила и стояли, глядя на высящиеся башни, красные черепичные крыши и мосты.

— В 1966 году город затопила река… и это было самое выдающееся событие всех последних лет.

Ты рассмеялась и посмотрела на меня в солнечном свете так, словно только что разглядела меня как следует.

— Чем ты занимаешься?

Я сказал, что работаю с машинами. Что я инженер.

— Какой инженер?

Я участвую в производстве прецизионных инструментов для ракет.

Ты широко раскрыла глаза:

— Потрясающе.

— Ну, не то чтобы я выходил прямо в открытый космос, — смеясь, сказал я.

— Но какая-то часть тебя выходит.

— Ну да, — признал я. — Наверное. Я никогда не смотрел на это таким образом. А ты? — спросил я. — Что делаешь ты?

Ты сказала, что выступаешь на трапеции.

И я воспринял это всерьез, пока ты не расхохоталась, когда я спросил, входишь ли ты в какую-нибудь цирковую труппу.

— Почему бы тебе не спросить, кем мне всегда хотелось стать? — предложила ты.

— Ладно, и кем же тебе всегда хотелось стать?

— Оригамистом.

— Кем? — Я понятия не имел, что ты такое сейчас сказала.

— Оригамистом. Тем, кто делает оригами.

Я чувствовал себя идиотом.

— Что такое оригами?

— Искусство сложения из бумаги.

— Сложения чего?

Ты пожала плечами:

— Чего угодно. Зверей, птиц, насекомых, коробочек…

— Но… для чего?

Ты посмотрела на меня так, словно никогда раньше не задумывалась об этом.

— Для того, чтобы… я полагаю… Ну, мой школьный учитель искусств должен был бы знать.

— И что бы он сказал? — спросил я.

— Зная его, он, возможно, сказал бы, что мы странные существа… что нам нравится изображать окружающий мир и наблюдать за тем, что получилось…

— А почему тебе это нравится?

Ты помедлила:

— Думаю… потому что с оригами тебе больше ничего не нужно. Ни краски, ни чернил… Ты ничего не отнимаешь, как в скульптуре… Ты начинаешь с листа бумаги и заканчиваешь листом бумаги, но он… преобразуется.

Тут позади нас раздались громкие крики. Прибыл автобус с туристами, и они фотографировались, размахивая в воздухе шапками и флагами.

— Пошли, — сказал я. — Я отвезу тебя еще кое-куда, где, я думаю, тебе понравится.

Ты пошла за мной, не сказав ни слова.

На сей раз я отвез нас далеко от города.

Я видел, как ты смотришь на внезапно возникшие пространства полей подсолнечника и ряды высоких кипарисов, залитые ровным солнечным светом. Спустя двадцать минут мы свернули с основного шоссе и поднялись на небольшой холм. В конце, за парковкой, стоял средневековый монастырь.