Книга Девять камер ее сердца, страница 22 – Джанис Парьят

Ты пришла в восторг. Оживилась. В твоем голосе и походке вдруг появилась новая энергия.

Ты, не переставая, повторяла, как все это прекрасно. Что этого нет ни в одном путеводителе и это не могут найти вездесущие туристы. Мы зашли во двор, полосатый от света и теней. Было так тихо, что слышно было пение птиц. Тут осталось лишь несколько монахов, сказал я тебе, и вокруг нас сгустилась благочестивая тишина. Мы смотрели, как солнце светило все ярче, а затем поблекло, спускаясь за холмы вдалеке. Ты обернулась ко мне. «Спасибо». Я подумал, что тебе хочется поцеловать меня. Я видел это в твоих губах. В том, как твои глаза чуть дольше, чем нужно, задерживались на моем лице. Но я не был уверен, так что не стал пытаться. Пока.

Мы вернулись к машине, и я предложил подвезти тебя в хостел, где ты остановилась. Но ты не предложила мне в ответ встретиться снова.

— У тебя есть планы на вечер?

— Особенных нет, — сказала ты.

— Вот мой номер… — Я написал его на клочке бумаги. — Если захочешь выпить или поужинать, пришли сообщение…

— Ладно. — Ты сунула бумажку в сумку, никак не давая понять, появишься ты или нет.

Но это максимум, на что я был готов. Все остальное зависело от тебя.

Я вернулся домой, в квартиру, которую снимал в пригороде с двумя соседями, и стал ждать.

Время шло, а от тебя ничего не было. Я уже был готов сдаться, думая, что проведу тихий вечер дома, глядя кино, когда телефон пискнул. Ты писала так же, как разговаривала. Точными краткими фразами. «Привет, встретимся позже? Я пытаюсь написать тебе. Надеюсь, ты получил».

Я ходил по комнате, счастливый.

— Да, заеду за тобой в девять?

— Да. До встречи!

Я решил поехать в город на трамвае, чтобы выпить с тобой больше чем один бокал. Куда бы тебя повести?

Потом я ждал у входа в твой хостел, глядя, как молодежь входила и выходила, смеясь и болтая на множестве разных языков. Наконец появилась ты. На тебе была короткая джинсовая юбка, черная майка и сандалии с ремешками. Ты только что приняла душ, и я чувствовал цитрусовый запах твоих волос, словно от летних лимонов.

Я сказал, что мы можем пройти к реке, и ты, казалось, обрадовалась.

Вечерний город был прекрасен.

Особенно старый мост, построенный из средневековых камней, простирающийся над рекой, в воде которой мерцали огни.

— Когда-то на нем торговали мясники.

— Что?

— Мясники.

Ты засмеялась, говоря, что в это трудно поверить.

Мы не спеша перешли его. Иногда мы касались друг друга плечами, но не брались за руки. Как говорится, если девушка дает взять себя за руку, то даст и поцеловать? Я решил быть терпеливым. Ночь только началась, а такие ночи бывают долгими. Мы шли по мощенным булыжником улицам. Город взрывался ночной гульбой. Люди заполняли площади и ступени церквей. Казалось, в мире осталась только молодежь. Этот дух передался и тебе. Ты была в восторге. Увлечена моментом. Ты подошла поближе, чтобы что-то спросить, и я чувствовал в твоем дыхании и голосе бесшабашность.

— Давай чего-нибудь выпьем, — предложил я, и ты тут же согласилась.

Я отвел тебя в одно место на реке, где столики стояли прямо на берегу. Мы заказали белого вина. К нам подходили уличные цветочники, предлагая розы. Они наверняка думали, что у нас свидание или что мы пара. Я купил одну, чтобы они перестали нам докучать, и она лежала на столе между нами, как своего рода темно-красное обещание. Мы выпили и еще выпили. Вино ударило мне в голову. И тебе тоже. Я потянулся, чтобы взять тебя за руку, а ты вдруг воскликнула, глядя на розу:

— Она вянет… Она уже вянет.

Я сказал, что это так и есть. Tristezza dei fiori. Уныние цветов ^[3].

Ты поглядела на меня и больше не отводила глаз от моего взгляда. Ты повторила мои слова. Уныние цветов.

После графина или больше мы, пошатываясь, побрели обратно в город, по тем же продуваемым улицам. Довольно скоро мы нашли еще открытый ресторан.

— Как здорово! — воскликнула ты. — Час ночи, а люди все еще идут ужинать. — Ты сказала, что в городе на реке такого быть не могло. Там холодно, ветрено и все закрывается в десять вечера. Мы уселись под навесом и заказали себе пиццу. Теперь разговор шел легко, ты рассказывала мне про свои любимые книги, написанные на моем родном языке.

— Я знаю только одну из них, — признался я. Ту, что мы изучали в школе. Nel mezzo del cammin di nostra vita, mi ritrovai per una selva oscura, che la diritta via erf smarrita… ^[4]

Ты смотрела на меня с такой радостью, что я практически почувствовал себя обманщиком. Не может быть, чтобы я принес тебе столько счастья за такое краткое время.

Мы наелись, хотя съели не слишком много, думаю, оттого, что оба были полны вином и пузырящимся счастьем, и снова побрели по улицам. Было поздно. Улицы почти опустели. Мы перешли мост, и на сей раз, когда наши пальцы соприкоснулись, мы переплели их и больше не отпускали. Твои руки были тонкими и нежными. Мне хотелось узнать, какая же ты вся. Мне было почти без разницы, куда мы направляемся, пока ты была рядом и пахла лимонами.

В какой-то момент мы вышли на площадь.

— Вакх, Вакх, — воскликнула ты, указывая на бронзовую статую.

— Это не Вакх.

— Это Вакх, — настаивала ты. — Смотри, вот же он держит гроздь винограда.

— Это Персей с отрубленной головой Медузы.

Мы не могли перестать смеяться.

Мы мерили шаги старинными песнями, потому что было совсем поздно и светофоры перестали работать.

— Пошли обратно, — сказала ты. — Пошли обратно, туда, откуда можно увидеть весь город.

И мы пошли. Мы пошли вверх, по склону, по длинной лестнице. Мы снова пришли туда, где уже были сегодня днем. Когда только узнали имена друг друга. Мы облокотились на перила. Я повернулся к тебе, и мы стали целоваться.

Не знаю, как еще это сказать, но нам было хорошо целоваться. Думаю, ты тоже это чувствовала. Потому что твой рот раскрылся и стал мягким, а кончик языка — свободным. Там были и другие, и группы, и пары, но ни мы не обращали на них внимания, ни они на нас. Я целовал твою шею. За ушами чувствовался слабый запах духов. Ты подняла лицо к небу, к звездам. Но положила руки мне на плечи и не давала ничего больше. Думаю, вино било нам в головы бурным потоком.

Когда почти все вокруг нас ушли, мы сидели на ступенях. Ты оперлась на меня, а я обнял тебя за плечи и засунул руку тебе под майку. Мы целовались, целовались, целовались, но и только. И я сходил с ума.