Книга Серебряный лебедь, страница 27 – Амо Джонс

Почему он просто ушел? Неужели я была недостаточно хороша?

«Конечно, это не так! Ты отвратительная маленькая девочка, которая любит делать плохие вещи».

Мои глаза закрываются, когда я пытаюсь выбросить уродливый голос из головы. Прошло много времени с тех пор, как я слышал этот голос, и не знаю, что вызвало его сегодня, но он есть. Открыв глаза, я вижу туалет и бегу к нему, не обращая внимания на ругательства Татум позади меня. Мои слезы частично ослепляют меня, и синяя вывеска, указывающая, что это туалет для девочек, выглядит искаженной и деформированной. Я толкаю дверь и влетаю в одну из кабинок, захлопываю ее и задвигаю замок. Через секунду дверь снова открывается.

— Мэди? — шепчет Татум. — Ты можешь поговорить со мной?

Мне начали нравиться эти люди. Нейт и Татум, и, может быть, Хантер, во всяком случае. Я не уверена насчет остальных Королей. Картер тоже неплохой парень. Но это ошеломляет. У меня никогда не было так много людей, показывающих, что им не все равно. Я не могу отделаться от мысли, что все это какая-то больная игра. Почему Нейт и Бишоп взяли меня в ту ночь? Что они имели в виду, когда говорили об играх, и почему остановились? Почему? Так много вопросов, что у меня голова идет кругом от замешательства.

— Мэди, поговори со мной, детка, — шепчет Татум, наклоняя голову с другой стороны кабинки. — Что случилось?

Это даже не Бишоп и Элли спровоцировали это или спровоцировал голос. Это моя собственная неуверенность из моего испорченного прошлого. Прошлое, с которым я жила сама по себе, боясь так сильно напрячь отца после смерти матери. Но я все равно выпаливаю про Бишопа, потому что об этом легче всего говорить, и это правдоподобно.

— Я переспала с Бишопом.

Она втягивает в себя воздух.

— Ну, не могу сказать, что я так уж удивлена. Значит, ты расстроена из-за него и Элли?

Сглотнув и смахнув слезы со щек, я вру:

— Немного.

Я должна открыться кому-то, и если это будет кто-то, то это будет Татум. Мы с ней поладили с самого первого дня, несмотря на наши разногласия. Она стала инь для моего ян, и, прежде всего, я доверяю ей. Наклонившись вперед, щелкаю замком, и дверь открывается перед встревоженным лицом Татум. Она заходит в маленькую кабинку, закрывает дверь и снова запирает ее. Опустившись на колени, она игнорирует грязный пол, что так не похоже на Татум, помешанную на чистоте, но это также показывает, насколько она верный друг.

— Она ничего не значит для Бишопа, дорогая. Но я должна была предупредить тебя о нем. Он никогда не был исключительным, ни для кого, кроме Хейлс. — Она делает паузу, а затем похлопывает меня по колену. — Не пойми меня неправильно, — говорит она со смехом, — после нее было несколько других, но все они были светскими львицами, овеянными славой. Никто и близко не подходил к тому, чтобы переспать с ним в этой школе или даже в колледже. И когда я говорю, что были какие-то, я имею в виду, например, двух девушек, о которых знаю. Ну, — она наклоняет голову, — с которыми его снимали папарацци.

— Папарацци? — спрашиваю я, немного в ужасе от того, зачем папарацци его фотографировали.

— Ну, помимо девушек, с которыми он был, мама Бишопа тоже знаменита.

— Ха, — фыркаю я, вытирая последние слезы. — Как так?

Она улыбается.

— Ну, его отца очень уважают в Нью-Йорке. Им принадлежит большая часть Верхнего Ист-Сайда. Рынок недвижимости и все такое. А его мать — Скарлетт Блан.

— Скарлетт Блан — его мама?

Татум кивает.

— Да. Так что, как ты можешь видеть...

Я понимаю. Скарлетт Блан — очень известная актриса.

— Интересно. — Мои слезы давно высохли.

— И это все? Больше ничего не вызвало это? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Нет, больше ничего, — вру я, потому что, честно говоря, не хочу, чтобы она знала, что мне не все равно. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что меня волнует, как Бишоп держал Элли на коленях. Это говорит о слабости, а я никогда не умела показывать свою уязвимость.

Подруга берет меня за руку, поднимая с унитаза.

— Хорошо, вот что мы собираемся сделать. — Она смахивает слезы с моих щек. — Мы больше никогда не будем плакать из-за Бишопа Винсента Хейса. Договорились?

— Договорились, — я смеюсь, киваю.

Мы выходим из туалета, и Татум поворачивается ко мне лицом.

— Итак, Тилли хочет встретиться с нами после школы. Мне поехать с тобой?

Я подхватываю свои книги.

— Да. Только сначала мне нужно вернуться домой и встретиться с папой, но ты можешь поехать.

— Первый раз дома с тех пор, как ты здесь? — спрашивает она, приподняв бровь. Для других людей отсутствие наших родителей, вероятно, чуждо, но для меня и Татум это все, что мы знали. Это часть пакета, нравится нам это или нет.

— Да не в этом дело.

— А в чем? — спрашивает она, пока мы идем по длинному коридору.

— Только тот факт, что он велел мне держать Нейта на расстоянии вытянутой руки по Бог знает какой причине.

Татум улыбается.

— Клуб, вот почему. Он, без сомнения, слышал все эти истории.

Я усмехаюсь.

— Сомневаюсь. Мой отец даже не отсюда. Он вообще из Нового Орлеана. — Я с тоской смотрю в сторону библиотеки. — Увидимся после школы. — Затем направляюсь в библиотеку, оставляя Татум позади.

Распахнув двери, я вхожу и направляюсь прямо к тому месту, где стоит книга, которую я брала.

— Мэдисон? — спрашивает библиотекарь, имя которой я так и не узнала, вставая со стула. На вид ей около тридцати пяти, и она не похожа на типичную библиотекаршу-клише. Она веселая, молодо выглядящая и энергичная. Никаких колготок и очков. У нее от природы рыжие волосы, бледная кожа и легкая россыпь веснушек под ярко-зелеными глазами. Ее коже можно позавидовать; она похожа на шелк. Я стараюсь не слишком завидовать, когда борюсь со своим третьим прыщом на этой неделе.

— Привет, — улыбаюсь я ей, сжимая в руке книги. — Извините, я просто возвращаюсь к чтению этой книги.

Она качает головой.

— Не нужно извиняться. Но могу я спросить, чем тебя так увлекла именно эта книга? — Женщина приподнимает бровь и прислоняется к столу, скрестив ноги перед собой.

— Честно? — я усмехаюсь. — Я не могу сказать. Без понятия.

Она внимательно смотрит на меня, как будто пытается прочесть мои слова, а затем выдыхает, ее плечи расслабляются.

— Продолжай. Только не опаздывай на занятия.

— Да, мэм, — отвечаю я, возвращаясь в маленький уголок библиотеки, где была пару дней назад. Бросив книги на стол, начинаю просматривать все старые корешки, пока не нахожу тот, который мне нужен. Глубоко выдохнув, вынимаю его из гнезда и возвращаюсь к своему стулу. Солнце падает на старую кожаную обложку, когда я провожу по ней ладонью, по эмблеме круга с двойной бесконечностью внутри. Что с этой книгой? Почему меня так тянет к ней, как магнитом? Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда я открываю ее, продолжая с того места, на котором остановилась.