Онлайн книга «Агасфер. Чужое лицо»
|
Приподнявшись на руках, Настя стала искать глазами мужа. Он полз через дорогу так, что от разбойников его прикрывал тарантас. Настя закусила зубами ладошку, чтобы не закричать: а что, если лошади сейчас пойдут? Удивительно, что они во время перестрелки стояли смирно. Сейчас они рванутся, и ее Мишенька окажется на виду у разбойников! Вот Берг, добравшись до повозки, поднял руку – очевидно, начал расстегивать матерчатую боковину повозки. Встал на колени, пытаясь добраться до оружия, – и проклятый тарантас заскрипел, слегка качнулся. Разбойники заметили это, на мгновение замерли. Потом передний, выкрикнув какую-то команду, бешено рванулся вперед. Двое других опять начали стрелять. До Насти донесся крик боли, она узнала голос мужа. Забыв про все, о чем он ее предупреждал, она вскочила на ноги, рванулась было вперед – и замерла, увидев, что он уже стоит за задним колесом повозки с маузером в руке. Вот он поднял длинный ствол – но почему-то направил его не в сторону разбойников, а вперед. Грянул одиночный выстрел, и тут лошади рванули с места, оставив Агасфера один на один с застрявшими в снегу разбойниками. Маузер снова несколько раз полыхнул огнем, и двое нападавших, уронив ружья, уткнулись в снег. Третий, видимо, невредимый, рванулся назад, по проделанной им в снегу глубокой борозде. Вот он выбрался из сугроба и побежал к кустам – в этот момент маузер еще два раза полыхнул длинными языками огня. Разбойник, застонав, упал. Не опуская пистолета, Агасфер подошел к вознице, продолжавшему неподвижно лежать на дороге, потрогал его сначала носком сапога, потом похлопал протезом по спине, что-то сказал. Возница с опаской поднял голову, осторожно встал сначала на четвереньки, потом распрямился, выбил об колено шапку и неуверенной рысью кинулся догонять лошадей. Тут уж Настенька не выдержала. Всхлипывая, она побежала к мужу, обхватила его руками, прижалась лицом к грязной дорожной бекеше. – Ну-ну, Настенька, успокойся! Все уже кончилось, видишь? Никто не стреляет, наш противник разгромлен… – Кто они, Мишенька? Господи, как я боялась за тебя! – Бояться уже нечего, – улыбнулся Агасфер. – А кто они – сейчас узнаем! Возница приведет лошадей, достанем жерди, чтобы способнее было по снегу пробираться – и поглядим. Только ты уже, душа моя, глядеть будешь из тарантаса, поняла? – Ты их?.. – Одного точно, наповал. Второй вроде шевелится. А третьего я специально обезножил для допроса – слышишь, как воет? Выдернув из подкатившей повозки несколько длинных жердей-дрог, соединяющих переднюю и заднюю часть тарантаса, Агасфер, не выпуская из руки маузера, с помощью возницы бросил их на снег. Как по мостику, добрался сначала до неподвижных фигур в сугробе, подобрал карабины и швырнул их на дорогу. Перевернул обоих лицами вверх. Зажав маузер подбородком, пощупал жилки на шеях разбойников. Разогнулся, и в этот момент снова загремели выстрелы, на сей раз явно револьверные: стрелял третий разбойник. Агасфер подхватил маузер, и, почти не целясь, выстрелил. Темная фигура выронила револьвер, раскинула руки и замерла. Агасфер подошел к фигуре, подобрал валявшийся револьвер и в глубокой задумчивости вернулся к повозке. – Миш… Кто это был? – стараясь не глядеть на убитых, спросила Настя. – Ты не поверишь, Настенька: меня пыталось догнать мое прошлое. Двое мужчин и одна женщина. Кстати, это она стреляла в меня в Берлине и по возвращении оттуда ранила полковника Архипова. – Агасфер повернулся к топтавшемуся рядом с повозкой вознице: – Есть в Култуке телеграфная контора, борода? Тот снял шапку, по-солдатски вытянулся: – Так точно, ваш-бродь, имеется! – Ты чего тянешься? Я не офицер, – поднял брови Агасфер. – А вот ты, судя по всему, воевал. Правильно? – В артиллерии, ваш-бродь! Вторая восточная кампания! – По-солдатски действовал, молодец! – похвалил Агасфер. – А скажи, почему лошади не рванули сразу, как стрельба учинилась? – Дык я, ваш-бродь, прежде чем на дорогу сигануть, вожжи успел на оглоблю намотать, – возница широко улыбнулся щербатым ртом. – А вы, ваш-бродь, чтобы стронуть екипаж, ухо одной лошадке прострелили! – Настенька, у нас в аптечке, кажется, что-то кровоостанавливающее было? Дай, пожалуйста, нашему ямщику, пусть лошадку полечит… И надо ехать. Мы, кажется, уже изрядно выбились из графика, не так ли? О происшествии по телеграфу сообщим иркутским властям – пусть разбираются! И встречным господам проезжающим об инциденте сообщим. Если порожняком едут – может, кто-нибудь согласится захватить тела для опознания иркутской полиции. Ретроспектива 2 (август – сентябрь 1886 г., Индийский океан) Решетки, перегораживающие вентиляционные рукава, продержались до Порт-Саида, когда немыслимая жара, усиленная накаленной палубой, вынудила арестантов сбрасывать одну одежку за другой. Еще до входа в Суэцкий канал капитан, согласно традиции плавучих тюрем Добровольного флота, отдал приказ расковать арестантов. Двое матросов, пыхтя, спустили в разделяющий трюм коридор пару походных наковален, и корабельный кузнец за полдня освободил мужчин-арестантов от их оков. Расковка арестантов не была ни наградой за хорошее поведение, ни проявлением гуманности. Опыт прежних сплавов показал, что жара и высокая влажность способствуют появлению на коже застойной сыпи, которая быстро превращается в кровоточащие гнойные язвы. А тяжелые железные оковы только способствовали размножению этих язв. Кроме того, тюремная администрация не желала давать лишних поводов к озлоблению запертых в раскаленные клетки невольников. К слову сказать, партии кандальников, отправляемые пешим ходом через Сибирь, тоже расковывались. И не по случаю жары – просто опытные партионные офицеры знали, что арестанты и сами могли довольно легко освободиться от кандалов, хорошенько намылив лодыжки и кисти рук. И тогда снятые кандалы в случае бунта становились страшным оружием в руках каторжников. Между тем жара усиливалась с каждым днем. Первыми до костюма Адама разоблачились арестанты-мужчины. Женщины в кофтах с длинными рукавами и юбках до лодыжек продержались на день дольше – а потом одна за другой начали сбрасывать одежду. Сначала телеса из приличия обматывались неким подобием индийских сари [14], а потом слабый пол, плюнув на стыдливость, тоже стал расхаживать по своей плавучей тюрьме в чем мать родила. На крайний случай – прикрывшись чем-то вроде набедренных повязок. Напрасно старший помощник капитана Промыслов взывал к совести узниц, или хотя бы к естественной женской скромности – многие, назло начальству либо из женского упрямства, поскидывали с себя последние лоскутки. В отчаянии Промыслов написал капитану докладную, в коей снимал с себя всякую ответственность за нравственную обстановку в тюремных трюмах. На «военный совет» был приглашен и пароходный доктор Паламарчук, из малороссов. |