Книга Единожды солгав, страница 86 – Екатерина Риз

– Ты что-то рано, – вместо приветствия проговорил Барчук. Смерил сына проницательным взглядом, буквально ощупал того с головы до ног.

– Встал пораньше, – сообщил Антон, откровенно косясь на Алёну у плиты, и посмеиваясь.

– Или ещё не ложился, – сказал Михаил. Прошёл через комнату и распахнул балконные двери, что вели на идеально постриженную лужайку перед домом.

– Решил тебя проведать. Как живёшь, что у тебя нового. Смотрю, нового много. И всё очень интересно.

Михаил на это заявление промолчал, и Алёна последовала его примеру, проигнорировала. Вместо этого принялась готовить кофе. А у гостя поинтересовалась:

– Тебе кофе или чай?

– Кофе, – с готовностью отозвался Антон. – Нужно поддерживать в себе бодрость духа.

– Почему ты здесь? – наконец, поинтересовался Михаил, устремив на сына ястребиный взгляд. – Ты должен быть в Карелии, насколько помню. У вас какой-то студенческий сбор, мать говорила.

– А я был. Только мне там быстро надоело. И комаров тьма. Ты же знаешь, я не выношу насекомых.

– Антон, это была обязательная поездка.

– Пап, успокойся, я всё знаю. Ничего не случится. Из института меня не попрут.

– Знаю, что не попрут. Раз я им деньги плачу.

– Вот и я про то же. – Антон повернулся к Алёне и широко улыбнулся. Он был похож на Михаила улыбкой, глазами, какими-то скрытыми повадками, но ростом и фактурой явно не в отца пошёл. Рядом с Барчуком казался щуплым, маленьким, но, правда, Антону хватало задора и природного цинизма, чтобы не выглядеть на фоне отца совсем уж беспомощным. В общем, симпатичный мальчик, но точно не орёл. Хотя, хорохорился изо всех сил, даже с Алёной пытался заигрывать, видимо, показывая отцу, что взрослый и знающий. Алёне же захотелось фыркнуть, и от смеха, и от жалости к этому мальчику, который явно творил в этой жизни, что хотел, но ничего толкового у него не выходило.

Вместо фырканья, она поставила на стол поднос. Сообщила:

– Кофе готов.

– О, кофе!

Антон снова присел на диван, взял с подноса чашку. А сам на Алёну уставился, якобы с благодарностью. Она встретила его взгляд, позволила Антону себя поразглядывать, затем сама подала чашку с кофе Михаилу. Ждала, что он попросит её уйти, дать им поговорить, но Барчук молчал. И Алёна лишь отошла на несколько шагов и остановилась, сложив руки на груди, и наблюдая за развитием ситуации.

– Я давно тебе говорил, что надо найти женщину, которую ты сможешь затащить в эту глухомань. Кстати, мы так и не познакомились. – Антон снова развернулся к Алёне. – Меня зовут Антон.

– Алёна.

– Очень приятно. Красивая девушка с приятным именем. Не то что Карина, или Тоня. Мою маму зовут Тоня.

– Странное замечание в адрес мамы, – с намёком проговорила Алёна.

Антон же плечами пожал.

– Отцу не нравится.

– Ты что городишь-то? – не выдержал Барчук.

– А что, ты не из-за имени с ней развёлся? Или из-за какого-нибудь другого имени?

Михаил заметно потемнел лицом, сверлил сына тяжёлым взглядом, но тот никак на предостережение не реагировал.

– Мать знает, что ты вернулся?

– Она к бабушке уехала, опять что-нибудь сажать. – Антон допил кофе, вернул чашку на поднос и вольготно откинулся на спинку дивана. Весело глянул на отца, потом на Алёну. – Видела бы она, сколько здесь земли, с ума бы от счастья сошла. Всё бы огурцами с картошкой засадила. Наверное, поэтому ей сюда путь заказан.

Михаил вздохнул, поставил чашку с кофе, до которого даже не дотронулся, на стол, встретился с Алёной взглядом. И вдруг пояснил:

– Мальчику всего двадцать лет. Он всё никак простить не может, что мы с его матерью развелись. Расстроили детскую психику. Десять лет назад. Тяжёлое детство сказывается и на характере.

Антон улыбаться перестал, поджал губы, а на отца взглянул колко.

– По-моему, это ты с ней развёлся, а не она с тобой. Чтобы жить в своё удовольствие.

– Никогда не жил в своё удовольствие, надо непременно попробовать. Пожить, как ты. Кстати, ты так и не сказал, зачем приехал.

Антон развёл руками.

– Навестить старика. И рад, что ты на старости лет нашёл себе достойное развлечение.

– Я тоже рад. И вдвойне рад, что ты рад. – И сходу сообщил: – Денег не дам, можешь не рассчитывать.

– А то, что я вернулся на неделю раньше, не считается?

– Ты сбежал на неделю раньше, забив на дипломную работу, это точно не считается. Если нечего есть, можешь поехать к бабушке в Пермь, помочь матери полоть грядки. За это тебя там покормят.

– Пап!

– Я всё сказал! – неожиданно рыкнул Барчук. – Могу покормить перед отъездом.

– Я не собираюсь к матери в Пермь.

– Рад за тебя. Могу устроить на работу, нам нужен курьер.

– И тебе не будет стыдно, что твой сын развозит бумажки?

– Мне стыдно, что мой сын балбес. Я в твои годы работал.

– Началось!.. – Антон возмущённо выдохнул. – Ты в мои годы чего только не делал, я наслышан. А я учусь.

– Вот и езжай обратно в Карелию. Вернёшься через неделю, получишь месячное содержание. Дам денег на бензин.

– Я позвоню матери.

– Ради Бога.

Антон сверлил его взглядом, но без особой злости, скорее, с подростковым возмущением. Раздумывал, чем ещё уязвить.

– Тебе не надо было заводить детей, – выпалил он, в конце концов.

На что Барчук спокойным тоном отозвался:

– Я знаю. Дам тебе денег на бензин. Алён, заверни ему бутербродов с собой. Антон уезжает.

– Да пошёл ты! – Антон вскочил с дивана и выбежал из гостиной. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. Алёна продолжала молчать, решив, что ей в данный момент лучше даже не шевелиться. А Михаил прошёл мимо неё, и только попросил:

– Сделай ему бутерброды, он сейчас вернётся. Без денег не уедет.

Антон, на самом деле, вернулся уже через пять минут. Михаил успел спуститься со второго этажа с бумажником в руках, из которого вынул пятитысячную купюру, протянул её сыну и пояснил:

– На бензин. Должно хватить. – Взял у Алёны свёрток с бутербродами, и так же сунул его в руки взрослому сыну. – На дорожку пожевать. – Кивнул в сторону выхода. – Развернулся и ушёл учиться.

Всё происходящее выглядело дико и глупо. Но Михаил казался если не спокойным, то каменным, а Антон едва сдерживал своё возмущение и злость. Алёне даже в какую-то секунду показалось, что он швырнёт свёрток с бутербродами в стену, или ещё хуже, в отца, но, наверное, мальчик знал, что подобный фокус у него точно не пройдёт, поэтому заставил себя смирить свой гнев, забрал всё, что ему дали, и снова вышел из дома. Правда, дверью и в этот раз хлопнул.