Онлайн книга «Тайны Французской империи»
|
Наступает ночь. Император уходит спать. Люсьен отправляется то ли в Палату, которая все еще заседает, то ли в город. Мы бодрствуем. В половине четвертого утра приносят новое сообщение. Палата, охрипнув от воинственных речей, постановила: император должен отречься. В противном случае он будет объявлен вне закона. Люсьен читает императору решение Палаты. Император остается совершенно равнодушен. Преспокойно пьет кофе. И о чем-то думает… Приезжает Бенжамен Констан. Тот, кто во времена славы императора клеймил его «Чингисханом и Атиллой», теперь – его советник. Он перепуган: – Сир, вас просят отречься… Император не отвечает. Но отвечает улица: – Да здравствует император! – ревет толпа из-за решетки дворца. Он улыбается: – Вы слышите голос простых людей? Разве я осыпал их почестями и деньгами? Нет, они мне ничем не обязаны. Они были и остались нищими, но их устами сейчас говорит вся страна. И достаточно одного моего слова, чтобы они расправились с жалкими безмозглыми строптивцами. Запомните: если я пошевельну пальцем, ваша Палата перестанет существовать! Но я не для того вернулся с Эльбы, чтобы потопить Париж в крови!.. Он замолчал. Последняя фраза мгновенно разлетелась по Парижу. Впрочем, для того он и сказал ее нашему славному публицисту… Из Палаты приносят проект отречения. Его подготовил Фуше. Удивительный тип этот Фуше! У него мертвенно-бледное лицо – лицо трупа. В день гибели Робеспьера он все организовал, но выступали другие. Так и сегодня – выступал Лафайет, но все организовал он, Фуше. – Мы теряем драгоценное время, – говорит Люсьен. – Умоляю, Сир, объявите мерзавцев вне закона. Велите! Решайтесь! Император долго молчит. Наконец отвечает – глухим голосом: – Я решился. Он подходит к столу, берет перо. Быстро пишет. – Читай, – говорит он брату. Люсьен берет бумагу и, побледнев, читает вслух: – «Моя политическая карьера окончена… Я отрекаюсь от престола в пользу моего сына Наполеона Второго..». Неужели он не понимает: союзники не пойдут на это! Никогда и ни за что! Не для того они приходят в Париж… Люсьен умоляет брата подождать, но император странно торопливо подписывает отречение. – Передай его нашим глупцам. И скажи: уже вскоре они потеряют все, ради чего меня предали. У Лафайета не будет его республики, а у Фуше – его министерского поста. Братья выходят в сад. Люсьен продолжает уговаривать. Он тычет пальцем в ревущий людской поток за оградой, откуда слышны бесконечные приветствия императору и проклятия депутатам. – Они умоляют вас: «К оружию!» Вся Франция, Сир, сегодня провозглашает: «Да здравствует император!» Вы никогда не были так любимы! Мы разгоним депутатскую сволочь… как когда-то, восемнадцатого брюмера [7]. Нет, куда легче! Император отвечает слишком громко – будто всем нам: – Восемнадцатого брюмера я обнажил шпагу ради Франции. Сегодня я должен вложить ее в ножны, я не хочу гражданской войны. Я не могу залить страну кровью. Я не буду императором Жакерии. Он снимает треуголку и стоит с обнаженной головой, отвечая на приветствия толпы. Потом братья отходят в сторону от свиты. Теперь они стоят прямо под моим окном. И я слышу шепот Люсьена: – Слова, красивые слова… Что с тобой? Я тебя не понимаю. Неужели ты так устал? Ты постарел? Или… ты что-то задумал? Император не отвечает. За решеткой все идут люди. И кричат до хрипоты: «К оружию! Да здравствует император!» «Ты что-то задумал». Эта фраза уже тогда озадачила меня. И потом я не раз вспоминал вопрос Люсьена. Вечером мы узнаем: Фуше уже ведет переговоры с союзниками. Они хотят одного: возвращения Бурбонов. Мечта о династии умирает на глазах. Но император остается в странном бездействии. Приезжает маршал Даву, путано объясняет: – Пока вы в Париже, Сир, Фуше опасается народного восстания… Император усмехается: – И вы хотите, чтобы я… Этим «вы» император соединяет маршала с изменниками. Даву жалко бормочет: – Новое правительство просит, Сир… покинуть дворец… и Париж. Император молча выходит из комнаты. Растерянный, Даву уезжает. Вечером появляется сам Фуше. Тощая фигура, тонкие бесцветные губы, угодливо склоненная голова. Но в рыбьих глазках – постоянная насмешка. – Ваше Величество, я пришел как глава временного правительства. Он не желает скрывать свое торжество. Император улыбается: – Я в первый раз вижу вас поглупевшим. Вам нельзя повелевать, Фуше. Цезарем рождаются, впрочем, как и слугой. Вы – великолепный слуга… Но в одном вы правы: ваше правительство – временное. Очень временное. Надеюсь, после его конца вы вновь приобретете те качества умного слуги, за которые я прощал вам столь многое. – Я и пришел послужить вам, Сир. Вам следует покинуть дворец. И как можно скорее – Францию. Я не хотел бы, чтобы вас захватили союзники. Блюхер обещает повесить вас на первом суку… Сир. И опять – торжество в глазах. – Что ж, Блюхер прав в своей ненависти ко мне. Это от страха. Я столько раз бил его… И если бы вы не предали меня, ни один пруссак не ушел бы за Рейн. И тогда Фуше сказал… клянусь, я слышал это, ясно слышал! Но, по-моему, вы сами захотели, чтобы вас предали? Вы сами предоставили нам эту возможность. И вы не заставите меня поверить, Сир, во все глупости, которые вы наговорили Констану и вашему брату. (Фуше, как всегда, отлично осведомлен обо всем.) Вот только для чего вы это сделали, я не понял. – Вам трудно поверить, что польза Франции, безопасность Парижа могут быть для кого-нибудь превыше всего? – Для «кого-нибудь», но не для вас, Сир. Я никогда не поверю, что есть хоть что-то на свете, ради чего вы согласитесь перестать воевать. Оба помолчали. Наконец Фуше спросил: – Вы действительно думаете уехать в Америку? – И я уверен, что вы уже предупредили об этом англичан, – усмехнулся император. Фуше молчит. Наконец произносит: – Я дам вам охранную грамоту от имени правительства. – Временного, не забывайте постоянно добавлять это слово. От имени временного правительства императору Франции и королю Италии охранную грамоту даст вчерашний убийца короля. Смешно. |