Книга Тайны Французской империи, страница 66 – Эдвард Радзинский

Квартира в «Доме на набережной». К. и Она.

ОНА. Лепнина! Во всех комнатах разный орнамент. А это что? Боже мой, тараканы!

К. Это Россия! Здесь таракан – друг человека. Этих усатых существ веками никто не может истребить. Зато посмотри, какая у нас уборная.

ОНА. Дворец! Но что это.?

К. Как пользоваться унитазом. Понимаешь, не все нынешние руководители пользовались прежде уборными со сливным бачком. У некоторых была дырка на улице, рядом с избой. Революция: «кто был ничем – тот станет всем».

ОНА. Боже мой, здесь уже стоит мебель!

К. Учти, эту мебель лично утверждал Сталин.

ОНА. И фарфоровая посуда в буфете, и медные кастрюли на кухне. Даже свечи, коли лампочка перегорит. Мы оказались в светлом будущем коммунизма. Впрочем, мы из него и не выходили. Но рябой позаботился не только о мебели и свечах. Уже на третью ночь я услышала в комнате кашель.

(Обращается к К.) Проснись!.. Слышишь? (Отчетливо слышен кашель.)

К. Ничего не слышу.

ОНА. А я слышала кашель.

К. Ты тоже ничего не слышала. Спи, объясню завтра. Спи!

ОНА. Объяснил завтра на улице…

К. Дорогая, жизнь стремительно меняется, и говорить о подобных вещах дома не надо. В нашем десятом подъезде живут самые видные руководители – наркомы, командующие армиями и так далее. А вот одиннадцатый подъезд дома необитаем.

ОНА. Не поняла.

К. Строительство контролировал Ягода, глава ОГПУ. И там, в пустом подъезде, то есть за нашими стенами, стоят круглосуточно живые подслушивающие устройства.

ОНА. Я не понимаю!

К. Стоят сотрудники и слушают.

ОНА. А ты откуда знаешь?

К. Знаю. Отнесись к этому с юмором. (Усмехается.) Медичи Великолепный, награждая дворцами своих вельмож, делал подобное. Если без шуток – в связи с борьбой с оппозицией, в связи с угрозой прихода к власти фашистов в Германии.

ОНА. Ты хочешь прочесть мне лекцию?

К. Это точно! Моего секретаря Мауно Хеймо вызвали на Лубянку и предложили ему писать отчеты о том, с кем и о чем я говорю. Он говорит, что отказался. Они его больше не вызывали. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что согласился кто-то другой из моего окружения! Или согласился сам Хеймо! Он мой питомец, блестящий организатор, навел какой-то порядок в нашем Вавилоне по имени «Коминтерн».

ОНА. И к тому же очень красивый. Ну, Бог с ним! Я не смогу с тобой спать. Я не могу, чтобы третий слушал как я кричу.

К. Успокойся, я переговорю с Хрущевым. Это безобразие мы прекратим.

ОНА. Уверена – не переговорил.

ОНА. Хозяин! (Смеется.) Как стремительно все поменялось! В стране Революции, уничтожившей хозяев, рябого грузина стали называть «Хозяином»… И он вправду им стал. Теперь весь день, с утра до вечера, гремело одно имя. Его я слышала из репродуктора на работе. Оно бросалось на меня из репродукторов и на улице, и дома. Если открывала газету, оно прыгало прямо в суп со всех страниц. А если выключить радио, разорвать газету, оно донесется из-за стены, из репродуктора соседа. В нашем доме был клуб. Как-то, проходя мимо, я услышала истошные крики. Заглянула в зал и поразилась.

На сцене стоит организатор. В зале – множество мужчин.

ОРГАНИЗАТОР. Итак, все делегаты стоя приветствуют товарища Сталина. Они устраивают ему продолжительную овацию. Двадцать раз кричим «Ура!». Начали!

МУЖЧИНЫ (хором). Ура! Ура! Ура!..

ОРГАНИЗАТОР. Включается группа скандирования: «Великому Сталину – ура!» – десять раз. «Нашему любимому Сталину – ура!» – двадцать раз. Подхватывайте активнее, товарищи. Великому Сталину – ура! ура! ура!..

ОНА. Придя домой, спросила: «Что происходит в нашем клубе?»

К. Когда ты перестанешь удивляться и меня мучить? Репетирует группа скандирования. Страна готовится к четырнадцатой партконференции.

ОНА. Но зачем эта группа? Нынче вся страна – группа скандирования.

К. Перестань!

ОНА. Забыла, что стены слышат в буквальном смысле. (Хохочет.) Молчу.

К. Нам придется изменить расписание нашей жизни. Хозяин работает ночами, и у него часто возникают вопросы или мысли. Ему нужно поделиться, посовещаться с руководителями. Но мы спим… Теперь все руководители, у которых, как у меня, стоит особый телефон, его нельзя прослушать посторонним – соединяет автоматически, без помощи телефонисток… Все мы теперь будем бодрствовать после полуночи.

ОНА. И во сколько тебя ждать в кровать?

К. В шестом часу, когда обычно ложится.

ОНА (с усмешкой). Хозяин! С тех пор я возвращалась с работы, когда ты только просыпался. И просыпалась, когда ты только шел спать. И однажды, когда я проснулась, ты все-таки попытался.

ОНА. Не надо, я опаздываю на работу.

К. Жаль. Я скоро забуду, как это делается.

ОНА. Ты забудешь, как это делается со мной. Сказать тебе, с кем ты помнишь? Можно проще – просто перечислить всех молоденьких секретарш в нашем Коминтерне. (К. пытается обнять ее.) Нет! Безумие прошло, мой друг, а гимнастика в кровати мне не интересна.

ОНА. Все рушилось. И в квартире, и за окном. Я так любила смотреть в окно. Там был огромный, ослепительно горевший золотом главный храм страны – храм Христа Спасителя. И однажды в окно я увидела тысячи людей. Они шли, как на праздник, с песнями и плакатами: «За безбожную Москву!», «Религия – опиум для народа». Храм взорвали на моих глазах. Теперь в окне – только развороченные камни.

К. Зато на этом месте будет воздвигнут невиданный дворец высотой в полкилометра, увенчанный стометровой скульптурой Ленина. (Смеется.) Один его палец, указывающий в светлое будущее, будет длиной в шесть метров.

ОНА. Да, смешно, но смеяться нельзя. (Смеется тоже.) Нелегко носить большевистскую кожу?

К. Да, они азиаты, но поверь, мы спрыгнули в нужном месте.

ОНА. Мечтали о стране всеобщего равенства – и что получили? Хотели ликвидировать бюрократию – и чего добились? Уничтожили религию – и главного атеиста превратили в святые мощи…

К. Ты не понимаешь, женщина! Русский народ из века в век имел бюрократию. И он ее имеет нынче. Имел религию. И она есть – новая религия. Мавзолей – верховный храм новой религии, лежащий там Ленин – Иоанн Предтеча.

ОНА. Так что же, Христос – это…

К. Да, Мессия Виссарионович Сталин. Прошу любить и жаловать. И его новую религию – азиатский марксизм. И, как положено религии, она нетерпимо относится к другим религиям. Потому мы взрываем и закрываем христианские храмы, сажаем священников.

ОНА. Но ты, преклоняющийся перед разумом, эстет, обожающий Шомберга.