Книга Осколки прошлого, страница 35 – Элли Блэк, Юлия Рябинина

— Если ты не прекратишь, то можешь потом не жаловаться на то, что я с тобой сейчас сделаю.

Вита, недолго думая, засунула руку в мои штаны. Вот оно, то дикое чувство, которое она во мне вызывает, стоит ей лишь прикоснуться ко мне.

Я зарычал.

— Сама напросилась, — я прикусил мочку ее уха, в то же время стягивая с ее ног эти чертовы штаны.

«Зачем она их надевает? Можно же просто быть в халатике».

Воображение тут же рисует картину, как моя Вита стоит возле окна и смотрит на столицу, что простирается в низу, а из-под полы выглядывают ее маленькие округлые ягодицы подтянутой попки.

Я вошел в нее сразу, девушка вскрикнула, но я уже знал, это от того, что ее почти накрыло, потому что она уже вся была мокрая и такая раскрытая… Вся для меня и вся моя.

Темп задавала она. Извиваясь и насаживаясь на член все яростнее и быстрее, достигла оргазма чуть раньше меня.

— Ты моя дикая кошка, — целуя в шею, говорю ей. — Поэтому только песок и пальмы. Хочу посмотреть, как ты будешь бегать в купальнике по пляжу, изображая дикую рысь.

Ее тело еще раз сотряслось от волны экстаза, и она расслабленно откинулась на холодное стекло.

— А ты будешь вести охоту на столь редкое животное со стволом наперевес, — ухмыльнулась она. — Хотела бы я посмотреть на эту картину.

— Ну, так это не проблема, — ответил я, помогая девушке слезть с подоконника. — Ты выбрала место?

— Нет, пока нет.

Она натянула майку пониже, и все стало как несколько минут назад в моем воображении, только вместо халата — майка. Округлые половинки подтянутой попки выглядывали из-под майки, соблазнительно зазывая ритмичными покачиваниями.

— Я сейчас вернусь, — сказала Вита, удаляясь за дверь.

Я еще некоторое время стоял и смотрел ей вслед. Как так получилось, что эта девушка заняла все мое пространство так скоро? Ведь четыре года холостяцкой жизни искоренили все чувства во мне к женскому полу. Я после Виолетты вообще баб воспринимал только лишь как «дырки», с которыми сделал перепихон, ублажил свой член — и все.

А Вита… Вита — радость, которая сейчас меня переполняет лишь только от того, что я нахожусь с ней рядом. У меня внутри даже не осталось места для горя по матери. Хоть мы с ней и не были сильно близки, но я к ней всегда относился с уважением и даже с любовью. Конечно, она меня иногда подбешивала, пытаясь навязать свои взгляды на жизнь, да и на все в целом. Мать была любительницей поковыряться там, где ее совсем не просили, но все же она — мой родной и близкий человек, а я даже не испытываю чувства утраты. Я каждый раз, понимая это, виню себя за такую бессердечность, но не могу с собой ничего поделать. Моя душа поет, когда вижу Виту, и все горести уходят на задний план. Неужели такое бывает?

— Если мы сейчас не выедем из дома, твой дедушка не простит нам этого, — вырвал меня из раздумий голос любимой девушки. — Ты почему не пьешь чай? — тут же нахмурила она бровки. — Садись, а то потом придется тратить время еще на то, чтобы где-то перекусывать по дороге.

Вита уже сменила наряд, и теперь ее длинные стройные ноги обтягивали синие джинсы, а белый свитер укрывал от меня ее гибкое тело. Волосы она заплела в косу и перекинула через плечо.

— Ради тебя съем все, — ухмыльнулся я и сел за стол.

* * *

В больницу мы попали к обеду. И Вита как в воду глядела, дед ждал нас уже весь собранный и чуть ли не у входа.

— Ох, ребятушки, — затараторил он, — думал, не дождусь вас, — взял сумку и уже направился к выходу.

— Василий Семенович! — разнесся громким эхо по коридору голос врача.

Старик замер, но потом, заулыбавшись, развернулся к тому лицом.

— Ну что же вы так быстро уходите, а выписка? — он нас нагнал у выхода. — Вы, — обратился врач ко мне, — я так понимаю, любимый внук Василия Степановича, — в его словах хоть и проскальзывали нотки юмора, но вот взгляд говорил совсем о другом, — можно с вами переговорить?

— Опять ты начинаешь, Павел Вячеславович? — занервничал дед. — Что я тебе говорил, ничего страшного у меня нет, — он наступал на врача, а тот непоколебимым айсбергом стоял на месте и серьезно смотрел на меня. — Обещал же тебе, что буду беречь себя.

Я, видя всю эту ситуацию, решил, что если это не прекратить, то еще не скоро мы отчалим домой.

— Вита, — обратился я к девушке, — вот ключи, вы спускайтесь, а я вас сейчас догоню.

— Внук, — обратился ко мне дед голосом, непривычно для меня холодным, — ты что, против деда идешь?

Мои брови взметнулись вверх, вот это он заговорил. Мне не дала ответить Вита.

— Ну что, Василий Степанович, пойдемте, сейчас Артем нас догонит, — и уже на ухо ему шепнула, но я услышал: — Надо же все-таки и врача отблагодарить.

Лицо деда тут же просияло.

«Как ребенок, ей-Богу», — вздохнул про себя.

— Пройдемте в кабинет, — позвал Павел Вячеславович меня за собой. — Ваш дедушка очень эксцентричная личность.

— Не могу не согласиться, — ответил я.

Зайдя в кабинет, я понял, что это не просто рядовой врач, а заместитель главного.

— У меня не очень приятная новость для вас, — не стал он ходить вокруг да около. — Мы обнаружили у Василия Степановича затемнение легких.

Я смотрел на него непонимающим взглядом, он это скорее всего заметил, потому что пустился в объяснения:

— Ну, как вам сказать, тут несколько вариантов: либо это туберкулез — мы конечно же все анализы уже взяли, — либо это опухоль, но мы не можем прийти к однозначному решению. Может, вы нам подскажете, вам дедушка жаловался на что-то?

Я смотрел на него в каком-то замедленном режиме. Какая опухоль, нахер, какой туберкулез?

— Только на сердце. После похорон, когда все закончилось, ему стало плохо, — начал я несвязный рассказ.

— Какого хоронили? — встрял врач.

— Мать, — коротко ответил я.

— О, прошу, примите мои соболезнования, — тут же исправился врач. — Просто тогда это проясняет немного картину, — он ненадолго задумался, постукивая кончиком ручки по оправе очков. — Получается, что затемнение вызвано перенесенным стрессом, потому что ваша мать — это, соответственно, его дочь.

Он говорил это настолько будничным тоном, что меня передернуло. Как же так можно, ведь умер для нас близкий человек, и его никогда больше не вернешь, а он тут так просто сидит и рассуждает. Врач, взглянув на меня, продолжил:

— Вы меня извините, но для нас человек, который жив, более важная фигура, нежели тот, кто уже мертв.

В этот момент мне захотелось съездить ему по морде, я сцепил руки.

— Я вам хочу дать рекомендации. Свозите Василия Степановича на море, — он пробежался по мне взглядом и заострил его на часах, которые стоили недешево, и на пальто, которое я сегодня надел, потому что на улице было прохладно. Оно, к слову, тоже от именитого дизайнера. — Позволить вы себе это, как я вижу, можете, — он взял листок бумаги. — Вот на Кипре есть замечательный санаторий, туда бы вашего дедушку и свозить, а мы дождемся пока здесь результатов анализов, которые придут только через месяц, — он протянул мне листок с названием санатория. — Просто бывает так, что, погревшись в песочке, подышав соленым воздухом и, соответственно, походив на дополнительные процедуры, люди идут на поправку, — он глянул на часы и поднялся из-за стола. — Вот, возьмите выписку. Не смею вас больше задерживать, — врач указал на выход, пропуская меня вперед.