Книга О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии, страница 15 – Алексей Калиновский

– Как это случилось?

– Он упал с третьего этажа на штакетник.

Я стоял, смотрел в коробку и понимал: травмы несовместимы с жизнью, это приговор.

– Доктор, он безнадежен?

– Да.

– Тогда давайте усыпим его.

С моих плеч свалилась гора. Сказать владельцам, что их животное надо усыпить, очень сложно, а подчас и просто нельзя.

Владельцев приходится подводить в разговоре к такому решению. А тут женщина сама попросила меня.

Я набрал шприц.

– Вы можете идти.

– Да ничего, я постою.

Минут через пять после инъекции все было закончено.

– Доктор, какой вы счастливый, – услышал я ее голос.

Я остолбенел.

– Вы только что прервали мучения живого существа. А я работаю в детской онкологии в реанимации…

Я смотрел на нее и не мог сдвинуться с места.

– Спасибо вам, – и она вышла из кабинета.

И в этот момент меня пронзила мысль о гуманизме. Нет, не о социалистическом гуманизме, которым нам тогда проели все мозги телевидение и газеты, а о гуманизме настоящем, человеческом. О том, что гуманизм – это не сюсюканье, а подчас мужество в принятии решений, подчас даже очень жестоких.

Как это всегда бывает, именно под вечер в клинику зашел мужчина с довольно крупным кобелем среднеазиатской овчарки. Мне много приходилось работать с этими собаками в доветеринарный период в питомнике Автомобильного завода имени Ленинского комсомола, а короче АЗЛК, поэтому я не понаслышке знал их злобу, бесстрашие и неукротимый нрав. А еще сталкивался с этими собаками в горах Таджикистана, где два лета трудился рабочим в археологической экспедиции. Когда ночью слышишь их рык вблизи лагеря, охота выйти по нужде из палатки сразу пропадает. Но надо видеть этих гигантов, когда они заходят в клинику. Так мы в детстве тихонько заходили в кабинет советского стоматолога, пытаясь убедить доктора, что уже ничего не болит. Сама покорность и невинность.

После традиционных приветствий и первоначальных записей в историю болезни я поинтересовался причиной визита. Кобель с виду был абсолютно здоровым.

– Доктор, посмотрите на его мошонку. Она какая-то большая стала.

Я посмотрел туда и увидел, что между задних лап у собаки действительно болтается огромная мошонка, явно с опухолью внутри. Мануальный осмотр только подтвердил мои опасения.

– К сожалению, не могу сказать вам ничего хорошего. Это опухоль, которую надо оперировать. Другое дело, что опухоль может быть доброкачественной, тогда вопрос метастазирования и дальнейшего лечения отпадет сам собой.

У меня есть привычка все подробно объяснять владельцам, чтобы те знали, что будут делать с их животным и что ожидает их самих. Поэтому я на пальцах начал растолковывать, что придется удалить оба семенника вместе с мошонкой. Но есть маленький шанс, что мошонку удастся сохранить и тогда будет видимость того, что кобель не кастрирован. Я даже дошел до того, что, если все пройдет без осложнений, то есть возможность установить протезы семенников.

Хозяин внимательно слушал меня. Он соглашался с каждым моим словом, время от времени задавая вопросы. И когда я уже закончил свой рассказ, хозяин как-то встрепенулся и спросил:

– А вот если мошонку сохранить, то там же будет пустота?

– Да, – бодро ответил я. – Но природа все предусмотрела. Она не терпит полостей, которые не предусмотрены ею самой, и эта пустота начнет заполняться соединительной тканью.

– Ага, а если туда проникнет космос?

Мой поток красноречия прекратился, как будто закрыли кран в ванной. Вот о космосе я-то и не подумал. Да откуда он вообще взялся, этот космос? В голове сразу появилась догадка, что кто-то из нас хорошо проштудировал методичку под многообещающим названием «Как управлять Вселенной, не привлекая внимания санитаров». Но я точно знал, что это был не я. И тут до меня дошло. На улице стояла вторая половина марта.

Теперь я все понял: разговор надо поддерживать, причем с умным видом и каменным лицом.

Как только первая космическая частица залетела в мошонку, мой ассистент Люда, которая сидела рядом и крутила салфетки, как-то резко подхватила марлю, бикс ^[9] и со словами «Если что, я в операционной» скрылась за дверью. Значит, звездные войны мне придется вести одному.

Хозяин кобеля рассуждал очень спокойно и, со своей точки зрения, здраво. Я вторил ему, боясь допустить даже намек на улыбку. Если бы в дискуссии принимали участие астрономы, астрофизики и астрологи, то они имели бы бледный вид. В означенное место у нас залетали планеты, галактики, знаки зодиака, а также комета Галлея. Все наши разговоры сопровождались каким-то странным хлюпаньем из операционной. Там постоянно что-то падало и каталось.

Как ни обидно, но любой интересный разговор подходит к концу. Так и тут. Мы точно договорились об одном: что никаких черных дыр в мошонке не будет, потому что они затягивают в себя все что ни попадя, а это ну никак не пойдет на пользу собаке. На том мы и расстались.

Через минуту после того, как наша пара покинула клинику, дверь в операционную тихо открылась, и оттуда выпала Люда. Она лихорадочно пыталась сделать вдох, размазывая по лицу косметику свеженакрученными салфетками. Ее душил смех.

– Алексей Анатольевич, ну и выдержка у вас, – только и смогла сказать она.

На что ни пойдешь, чтобы вылечить не только животное, но и его владельца.