Книга Эта ласковая земля, страница 62 – Уильям Крюгер

– Моя главная цель – увеличить паству сестры Ив. Разве ты не хочешь этого для нее? У нее дар.

– Но и вы неплохо устроились за ее счет, – заметил я.

– Слушай, ты…

Уискер, который сидел за пианино на помосте, перебил его:

– Не отрицай, Сид. Мальчик прав. Мы все сидим на шее у сестры Ив.

– Не лезь, Уискер, – огрызнулся Сид. – Я хочу сказать, что сожалею, что создал вам проблемы. Хотя, похоже, ничего страшного пока не случилось.

– Ключевое слово «пока», – бросил я ему.

– Я просто хотел извиниться.

Его извинения звучали пусто, как треснувший колокол, но я не видел смысла язвить дальше. Сид развернулся и покинул шатер, и как только он ушел, я сказал:

– Мы должны быть готовы уходить.

– Я устал, – сказал Альберт. – Хочу просто лежать здесь.

– Кто-нибудь увидит твою фотографию, – сказал я. – Рано или поздно это выведет Черную ведьму на нас.

Альберт уставился в потолок шатра и слабо сказал:

– Может быть, и нет.

Он выглядел таким разбитым, что я даже не был уверен, сможет ли он встать. Но дело было не только в физической слабости. Укус змеи не убил его, но яд лишил его сил. Альберт был мотором, толкавшим нас вперед, только вперед. Тусклый взгляд и монотонный голос принадлежали не моему брату, а оставшейся от него оболочке.

– Мы уходим, и точка, – сказал я. – Пойду скажу Мозу.

Моз работал с Димитрием и, когда я сообщил ему новость, только кивнул. Он повернулся к большому греку и сделал жест, которому мы его не учили. Должно быть, они с Димитрием выработали свои.

– Ты лучший работник, которого я видел, – сказал грек и протянул Мозу руку для рукопожатия. – Всего хорошего тебе, сынок.

Когда мы вернулись, сестра Ив сидела на траве около койки Альберта и держала его за руку. Она подняла глаза и улыбнулась.

– У Сида свои недостатки, но в глубине души он неплохой человек. У него есть кое-какие связи здесь, в городе, и он уехал узнать, что можно сделать, чтобы вам ничего не грозило до нашего завтрашнего отъезда. Я хочу, чтобы вы остались со мной.

– Это похищение, сестра Ив, – возразил я. – Сможет Сид выкрутиться?

«Дадим ему шанс?» – показал Моз.

Я покачал головой:

– Слишком рискованно. Эмми вернут Брикманам. Тебя, меня и Альберта посадят в тюрьму. Нам надо уходить.

Я посмотрел на Альберта, который всегда был плечом, на которое можно опереться, но он только закрыл глаза.

– Собери вещи, – сказал я Мозу командным голосом, который так часто слышал у брата. – Нам надо отправляться.

Сестра Ив выглядела ужасно расстроенной, но больше не возражала.

– Уискер, отправляйся в гостиницу и собери детскую одежду. Положи все в мой чемодан и привези сюда. – Когда Уискер ушел, она сказала: – Моз, собери ваши с Альбертом вещи. Я попрошу Димитрия собрать вам еды в дорогу. Торопись.

Через пару часов мы все стояли в большом шатре, готовые отправляться. Моз поддерживал Альберта, приняв на себя практически весь его вес. Начали прибывать первые машины на вечернюю проповедь, и сестра Ив с Уискером вывели нас через задний вход. За палатками мы попрощались. Уискер пожал мне руку и неохотно разжал свои длинные тонкие пальцы.

– Буду скучать по тебе, сынок. В тебе живет музыка.

Сестра Ив опустилась на колени перед Эмми и сказала:

– В тебе есть нечто удивительное и прекрасное. Однажды ты это поймешь. Хотела бы я быть рядом, когда это случится.

Мозу она сказала:

– Я никогда не знала никого сильнее.

Она коснулась его груди в районе сердца и обняла его.

Альберту она сказала:

– Ты поправишься, и когда это случится, я знаю, ты будешь хорошо направлять их.

Она поцеловала его в щеку.

Наконец она вручила мне маленький бумажный пакет и сказала:

– Я собрала вату, антисептик, марлю и всякое такое. Следи, чтобы ранки твоего брата оставались чистыми. Я положила еще кое-что полезное. – Потом она наклонилась ко мне и прошептала мне на ухо: – Это важно. Ты отвечаешь за безопасность Эмми. Обещай мне.

И я пообещал. Тогда она сказала:

– Запомни это. Это старая поговорка, но в ней правда: дом там, где сердце.

Она поцеловала меня в щеку, и мы уже были готовы идти, когда я увидел такое, отчего екнуло сердце. Среди приезжавших на луг машин был до боли знакомый серебристый седан «Франклин Клаб», а сразу за ним автомобиль шерифа округа Фремонт.

– Черная ведьма, – сказал я, и сердце заколотилось.

– Идите, – сказала сестра Ив. – Я займусь ими.

Мы поспешили прочь, хотя из-за состояния Альберта получалось не так быстро, как мне хотелось бы. Мы пересекли луг и железнодорожные пути и вошли под деревья на берегу над рекой. Моз с Альбертом и Эмми спустились к воде, потом Моз пошел к камышам, где они с Альбертом спрятали наше каноэ. Я стоял под деревьями и смотрел, как Клайд Брикман, эта змея с ногами, вышел из машины, подошел к пассажирской двери и открыл ее. Вид Тельмы Брикман, тощей и одетой полностью в черное, так что она была похожа на сгоревшую спичку, был как ведро холодной воды. Из патрульной машины вышел грузный мужчина с красным лицом, и я узнал шерифа Боба Ворфорда, которого страшились беглецы из Линкольнской школы. Брикманы и Ворфорд направились к большому шатру, и сестра Ив вышла поприветствовать их.

Смотреть дальше я не стал. Я спрыгнул с берега к реке, где Моз уже спустил каноэ на воду. Он уложил брезентовую фляжку, одеяла, наволочку с письмами и другими документами, которые мы забрали из сейфа Брикманов. Забросил чемодан с одеждой, которую сестра Ив купила нам с Эмми, а также корзинку с продуктами, которую собрал для нас Димитрий. Альберт был не в состоянии грести, так что он сел в центре с Эмми на одеяла, держа на коленях корзинку с едой. Я сел на носу, Моз оттолкнулся от берега и занял корму, и мы изо всех сил гребли прочь от места, где, я надеялся, сестра Ив каким-то образом направит Черную ведьму и ее подкаблучника-мужа по ложному следу.

Река огибала восточную окраину Нью-Бремена. Мы миновали низину, где дома стояли рядом с элеваторами, а над деревьями виднелся белый шпиль маленькой церкви. Мы проскользнули под железнодорожным мостом, на котором я сидел перед тем, как наткнуться на моляющуюся сестру Ив выше по реке. Город остался позади. Благодаря течению и собственным усилиям мы неслись между полями, где на распаханной почве росли молодая кукуруза и соевые бобы. Солнце зашло за холмистый хребет, отмечавший границу плодородной поймы. Мы плыли в широкой синей тени этих холмов, и долгое время никто не решался заговорить. Полагаю, отчасти это было из-за того, что мы с Мозом все силы вкладывали в то, чтобы оказаться как можно дальше, и я слишком запыхался, чтобы говорить. Но думаю, что мы молчали еще и потому, что снова оплакивали потерю. Это чувство должно было бы уже стать нам привычным, но разве можно привыкнуть к разбитому сердцу?