Онлайн книга «Скованный ночью»
|
– Дерьмо! – выпалил он. – Ага. – Дерьмо. – Ага. – Что это было? – Не знаю. – Такое уже бывало? – Нет. – Дерьмо. – Ага, – сказал я, радуясь тому, что могу наполнить легкие. Хотя наши фонари лежали на полу, количество римских свеч, катящихся колес, серпантинов, шутих и световых спиралей на полу и стенах не уменьшалось. – Эта хреновина не отключена, – сказал Бобби. – Отключена. Ты сам видел. – В Уиверне все не такое, каким кажется, – процитировал меня Бобби. – Каждая комната и коридор, которые мы прошли, ободраны и обесточены. – А два этажа над нами? – Голые стены. – А внизу ничего нет? – Нет. – Там что-то есть. – Если бы было, я бы нашел. Мы подняли фонари, и когда лучи двинулись вдоль стен и пола, извержение света в стекловидной поверхности утроилось – нет, учетверилось, пока не стало гневным и яростным. Должно быть, настало четвертое июля: вокруг летали воздушные шары с яркими лентами, в воздухе взрывались ракеты и хлопушки; били фонтаны; все это было беззвучно, но до ужаса реально и так походило на праздник Дня независимости, что мы ощущали запах селитры, серы и угля, слышали марш Джона Филиппа Соузы и чувствовали вкус горячих сосисок с горчицей и жареным луком. Бобби сказал: – Еще не кончилось. – С чего ты взял? – Подожди. Бобби изучал непрестанно меняющиеся цветные узоры света так, словно они были словами, напечатанными на странице; надо было только знать буквы. Хотя я сомневался, что эти роскошные отражения содержат больше ультрафиолетовых лучей, чем луч вызвавшего их фонарика, но мои глаза не привыкли к столь яркому свету. По моему неприкрытому лицу и рукам лились ручьи и потоки, по ним непрерывно барабанили кванты, но даже если световой дождь нес мне смерть, сопротивляться этому вдохновляющему зрелищу было невозможно. Мое сердце колотилось не столько от страха, сколько от ощущения чуда. А затем я увидел дверь. Очарованный карнавалом света, я повернулся вокруг своей оси и сначала ничего не заметил. Лишь потом до меня дошло, что именно я вижу. То была массивная круглая дверь диаметром в полтора метра, сделанная из полированной стали. Именно таким нам представляется вход в подвалы банка. Не оставалось сомнений в том, что она была герметичной. Я вздрогнул и шагнул к двери… но она исчезла. Пандемониум быстрых, как газели, пятен света и тени не мешал мне видеть круглое отверстие в стене, через которое мы вошли сюда: дыру с темным бетонным тоннелем за ней, ведущую в то, что когда-то было воздухонепроницаемой камерой. Я сделал два шага к отверстию, прежде чем понял, что Бобби разговаривает со мной. Повернувшись к нему, я снова заметил дверь, на этот раз краешком глаза. Но когда я посмотрел на проклятую штуковину прямо, ее там не оказалось. – Что случилось? – тревожно спросил я. Бобби погасил свой фонарь. Потом он ткнул пальцем в мой и сказал: – Выключи. Я сделал, как он велел. Фейерверки в стекловидной поверхности должны были тут же исчезнуть и смениться абсолютной темнотой. Однако цветные звезды, хризантемы и вращающиеся колеса продолжали жить в этом таинственном материале, передвигаться по всей комнате, образовывать карусель света и тени, меркнуть и уступать место новым огненным извержениям. – Оно управляет собой, – сказал Бобби. – Кто управляет? – Процесс. – Какой процесс? – Помещение, машина, процесс… Что бы ни было. – Оно не может управлять собой, – заспорил я, отрицая очевидное. – Лучевая энергия? – предположил он. – Что? – Энергия световых лучей? – Ничего не понимаю… – Я и сам не понимаю. Но что-то должно было включить эту чертовщину. Энергия лучей фонариков. Я покачал головой: – Не может быть. В них почти нет энергии. – Эта хреновина впитывает в себя свет, – стоял на своем Бобби, шаркая ногой по сверкающему полу, – превращает его в энергию и использует ее для того, чтобы начать вырабатывать энергию самостоятельно. – Как? – Как-то. – Это не наука. – В «Звездных войнах» показывали штуки и похлеще. – Это колдовство. – Наука или колдовство, но это есть. Даже если Бобби был прав – а в его словах была по крайней мере крупинка истины, – феномен не мог поддерживаться вечно. Часть световых извержений начала меркнуть. Это относилось как к краскам, так и к интенсивности излучения. У меня так пересохло во рту, что в воображении мигом появилась запотевшая бутылка «Хайникена» и мучительно долго не хотела исчезать. – Почему этого не было раньше? – наконец произнес я. – А ты когда-нибудь приходил сюда с двумя фонарями? – Нет. Я однофонарный. – Может быть, это была критическая масса. Минимальное количество света, необходимое для включения. – Критическая масса из двух вшивых фонариков? – Может быть. – Бобби Эйнштейн. – Я посмотрел на выход с тревогой, которая слегка уменьшилась из-за ослабления яркости светового шоу. – Ты видел ту дверь? – Какую дверь? – Толстую и круглую, как у ядерного реактора. – Ты что, пива перепил? – Она была там и не там. – Дверь? – Ага. – Брат, это не дом с привидениями. – Зато лаборатория с привидениями. Я удивился тому, каким правильным и подходящим к случаю оказалось слово «привидения». Инстинкт подсказывал: да, это так. Такой дом не обязательно должен быть заброшенным, иметь множество высоких шпилей, трескучие половицы и быть холодным как склеп. Я явственно ощущал присутствие злобных духов, приникших к невидимой преграде между моим и их миром, атмосферу ожидания, предшествующую скорой материализации злобного и склонного к насилию существа. – Дверь была там и не там, – упорствовал я. – Это похоже на дзен-буддистский коан: какой звук можно извлечь, хлопая одной ладонью? Куда может вести дверь, если она «там» и одновременно «не там»? – Не думаю, что у нас есть время для медитации. Я действительно ощущал, что время уходит и космические часы быстро тикают, приближая нас к развязке. Это предчувствие было таким сильным, что я едва не устремился к выходу. |