Книга Странный Томас, страница 42 – Дин Кунц

Однако я предпочел косить под дурачка.

— А кого вы должны высматривать, сэр? Что-то я вас не понимаю.

— Я вижу тебя, я знаю, что чиф направил меня сюда не без твоего участия.

— Мы смотрели, как играют наши друзья, — заметил я. — Сам-то я в боулинге не силен.

— Просто слаб, — поддакнула Сторми.

С соседнего сиденья Варнер взял увеличенную компьютерную распечатку фотографии Боба Робертсона с водительского удостоверения.

— Ты знаешь этого парня, так?

— Видел его сегодня дважды, — ответил я, — но не знаю.

— Ты говорил чифу, что он может появиться здесь?

— Я — нет. Откуда мне знать, где он может появиться?

— Чиф говорит, если я увижу его идущим ко мне, а руки не будут на виду, нет нужды сомневаться в том, что из кармана он достанет не пластинку мятной жевательной резинки.

— Наверное, чиф знает, что говорит.

«Линкольн Навигатор» вполз на стоянку с улицы и остановился в затылок патрульной машине Варнера. Тот высунул руку из окна и махнул, давая понять водителю внедорожника, что тому нужно его объехать.

Я видел, что в «Навигаторе» сидят двое мужчин. Но не Робертсон.

— Откуда ты знаешь этого парня? — спросил Варнер.

— Перед полуднем он приходил в «Гриль» на ленч.

Веки поднялись с глаз спящего медвежонка.

— И это все? Ты приготовил ему ленч? Я думал… между вами что-то произошло.

— Что-то. По мелочи. — Я ужал события прошедшего дня, выбросив все, чего знать Варнеру не следовало. — Он вел себя как-то странно в «Гриле». Чиф там был, видел, что он какой-то странный. А потом, во второй половине дня, когда смена у меня закончилась и я занимался своими делами, никого не трогал, этот Робертсон вновь столкнулся со мной и повел себя агрессивно.

Тяжелые веки Варнера опустились, превратив глаза в щелочки. Интуиция подсказывала ему, что я утаиваю важную информацию. Соображал он быстро, пусть и выглядел соней.

— Как это, агрессивно?

Сторми избавила меня от необходимости лгать.

— Этот подонок подкатился ко мне, а Одд предложил ему отвалить.

Человек-гриб не выглядел мачо, уверенным в том, что все женщины от него без ума.

Зато Сторми была красавицей, и Варнер без труда поверил, что даже у такого козла, как Робертсон, могло выработаться достаточно гормонов, чтобы он рискнул попытать с ней удачи.

— Чиф думает, что этот парень разгромил церковь Святого Барта, — сменил Варнер тему. — Полагаю, вам об этом известно.

Сторми попыталась увести разговор в сторону.

— Патрульный Варнер, меня замучило любопытство. Если вас не затруднит… скажите, что означает ваша татуировка?

Короткий рукав рубашки едва не лопался на могучем бицепсе. А на руке, над часами, синели три большие буквы: POD.

— Мисс Ллевеллин, так уж вышло, что подростком я спутался с плохой компанией. Входил в молодежную банду. Но вовремя успел вернуться на путь истинный. И за это благодарю Господа нашего. Татуировка — свидетельство принадлежности к банде.

— И что означают эти буквы? — не унималась Сторми.

Он смутился.

— Это грязное ругательство, мисс. Мне бы не хотелось вдаваться в подробности.

— Вы могли бы ее убрать. В последние годы пластические хирурги многому научились.

— Я об этом думал, — кивнул Варнер. — Но решил оставить ее как напоминание о том, в какую пропасть я когда-то катился и как легко сделать неверный шаг.

— До чего ж интересно! — воскликнула Сторми. — Вы — замечательный человек, мистер Варнер. — Она наклонилась к окошку, чтобы получше рассмотреть образец добродетели. — Множество людей переписывают свое прошлое, вместо того чтобы помнить о нем. Я так рада, что нашу безопасность охраняют такие, как вы.

Словесный сироп лился так плавно, что едва ли кто заподозрил бы Сторми в неискренности.

И пока патрульный Варнер купался в лести так же радостно, как ребенок — в теплой ванне, она повернулась ко мне:

— Одд, мне пора домой. Завтра рано вставать.

Я пожелал патрульному Варнеру удачи, и он не попытался вновь донимать меня вопросами. Похоже, забыл о своих подозрениях.

— Вот уж не думал, что ты такая талантливая обманщица, — сказал я, когда мы сели в машину.

— Обман — это слишком сильно. Я немного поманипулировала им.

— После того как мы поженимся, я буду настороже, — предупредил я, заводя двигатель.

— Это ты про что?

— На случай, что ты попытаешься немного поманипулировать мной.

— Святое небо, странный ты мой. Я манипулирую тобой каждый день. И вью из тебя веревки.

Я не знал, серьезно она говорит или нет.

— Правда?

— Разумеется, осторожно. Осторожно и с любовью. И тебе всегда это нравится.

— Неужели?

— У тебя есть масса маленьких трюков, побуждающих меня это делать.

Я включил передачу, но не убрал правую ногу с педали тормоза.

— Ты говоришь, что я побуждаю тебя манипулировать мной?

— Иногда мне кажется, что ты просто жаждешь этого.

— Не понимаю, серьезно ли ты это говоришь.

— Я знаю. Ты восхитителен.

— Восхитительны щенки. Я — не щенок.

— Ты и щенки. Абсолютно восхитительны.

— Так ты серьезно.

— Неужели?

Я всмотрелся в нее:

— Нет. Не серьезно.

— Ты уверен?

Я вздохнул:

— Я могу видеть мертвых, но не умею читать твои мысли.

К тому моменту, как я тронул машину с места, патрульный Варнер уже припарковался около центрального входа в боулинг-центр «Дорожки Зеленой Луны».

Вместо того чтобы вести наблюдение из укромного места в надежде перехватить Робертсона до того, как тот совершит насилие, Варнер устроился у всех на виду. И я сомневался, что чиф Портер одобрил бы такой выбор позиции.

Когда мы проезжали мимо патрульного Варнера, он помахал нам рукой. Вроде бы жевал пончик.

Бабушка Шугарс крайне отрицательно относилась к негативному мышлению, потому что верила: опасаясь пострадать от одной или другой беды, мы фактически навлекаем на себя то, чего боимся, и повышаем вероятность свершения пугающего нас события. Тем не менее я не мог не подумать, с какой легкостью Боб Робертсон мог подкрасться к патрульной машине сзади и прострелить Саймону Варнеру голову, пока тот дожевывал очередной пончик.