Книга Казино Смерти, страница 6 – Дин Кунц

На полу, в позе раздавленного таракана, трясясь всем телом, лишенный основных моторных функций, я попытался закричать, но изо рта вырывались только хрипы.

Боль пульсировала во всех нервных проводящих путях с такой силой, что мысленным взглядом я видел их так же отчетливо, как автострады на карте.

Я клял незнакомца на все лады, но с губ срывался неразборчивый писк. Точно так же, должно быть, пищала бы рассерженная песчанка.

Он наклонился надо мной, и я подумал, что сейчас он начнет меня избивать. Судя по его лицу, он обожал избивать людей. Особенно ногами, обутыми в сапоги с коваными мысками.

Мои руки подпрыгивали, кисти дергались. Я не мог защитить лицо.

Он заговорил, но слова его ничего не значили, ничем не отличались от звука атмосферных помех в радиоприемнике.

Он поднял щетку, и по тому, как он за нее ухватился, я понял, что он будет тыкать тупым концом мне в лицо, пока Человек-Слон в сравнении со мной не станет топ-моделью с обложки глянцевого журнала.

Он высоко поднял это ведьмино оружие. И уже собрался вогнать тупой конец мне в лицо, когда вдруг резко повернулся, посмотрел в направлении парадной двери.

Вероятно, что-то услышал, и эти звуки изменили его намерения, потому что щетку он отложил в сторону. Метнулся в прихожую и, несомненно, покинул дом через дверь черного хода.

Гудение в ушах не позволяло мне услышать те звуки, которые встревожили незнакомца, но я предположил, что прибыл чиф Портер со своими людьми. Я сказал ему, что тело доктора Джессапа лежит в главной спальне на втором этаже, но понимал, что он отдаст приказ обыскать весь дом.

Мне же крайне не хотелось, чтобы меня здесь нашли.

В полицейском участке Пико-Мундо только чиф знает о моих сверхъестественных способностях. И если я первым окажусь на месте преступления, многие копы укрепятся во мнении, что я совсем не тот, за кого себя выдаю.

Конечно, и в этом случае едва ли кто-нибудь из них смог бы прийти к выводу, что мертвые обращаются ко мне с тем, чтобы я восстановил справедливость (если вероятность такого умозаключения и существовала, то очень маленькая), но я предпочитал не рисковать.

Моя жизнь и без того настолько странная и сложная, что я, возможно, остаюсь в здравом уме, лишь придерживаясь минимализма во всем. Я не путешествую. Практически всегда хожу пешком. Не участвую в вечеринках. Не слежу за новостями моды. Не интересуюсь политикой. Не строю планы на будущее. С тех пор как в шестнадцать лет я ушел из дома, работал только поваром блюд быстрого приготовления. Недавно взял отпуск, потому что более не могу выпекать достаточно толстые оладьи или гамбургеры с хрустящей корочкой: слишком много других проблем.

Если бы мир узнал, кто я, что вижу и делаю, назавтра тысячи людей стояли бы у моей двери. Скорбящие. Мучимые совестью. Подозрительные. Полные надежды. Верящие. Настроенные скептически.

Они хотели бы, чтобы я стал медиумом между ними и их ушедшими близкими, настаивали бы на том, чтобы я взялся за расследование каждого нераскрытого убийства. Некоторые бы с радостью поклонялись мне, другие приложили бы все силы для того, чтобы доказать, что я мошенник.

Не знаю, смог бы я отвернуться от скорбящих, от тех, кто не потерял надежду. Если бы я таки научился отворачиваться от них, не уверен, что мне понравилась бы личность, в которую я бы в этом случае непременно превратился.

И однако, если бы я никому не смог отказать, они бы вымотали меня как своей любовью, так и ненавистью. Истерли между жерновами своих потребностей. Превратили бы в пыль.

И поэтому, боясь, что меня найдут в доме доктора Джессапа, я, извиваясь всем телом, елозя руками по полу, на спине пополз к двери кладовой. Боли я уже не чувствовал, но и контроль над телом полностью ко мне еще не вернулся.

Я словно превратился в Джека на кухне великана, ручка двери в кладовую находилась в добрых двадцати футах над моей головой. Ноги и руки по-прежнему не желали меня слушаться, я не знал, как мне добраться до нее, но как-то добрался.

Я мог составить длинный перечень того, что я сделал, сам не знаю как. Но всегда речь шла о самосохранении и выживании.

Очутившись в кладовой, я захлопнул за собой дверь. В замкнутом темном пространстве воздух пропитался резкими химическими запахами, которые я, пожалуй, ощущал впервые.

От запаха обожженного алюминия меня чуть не вырвало. Никогда раньше я не сталкивался с запахом обожженного алюминия, поэтому не мог сказать, как я его узнал, но не сомневался в том, что не ошибся.

Мой череп напоминал лабораторию Франкенштейна, в которой змеились электрические разряды. Гудели перегруженные резисторы.

Скорее всего, мне не следовало полагаться на достоверность рецепторов вкуса и запаха. «Тазер» мог временно вывести их из строя.

Ощутив влагу на подбородке, я предположил, что это кровь. Но, сосредоточившись, понял, что изо рта течет слюна.

Во время обыска кладовая не могла остаться без внимания копов. Я выиграл только минуту-другую, чтобы предупредить чифа Портера.

Никогда раньше предназначение кармана джинсов не казалось мне столь сложным для понимания. Обычно ты что-то туда кладешь, что-то оттуда достаешь.

А тут очень, очень долго я не мог засунуть руку в карман, словно кто-то умудрился его зашить. А когда моя рука все-таки попала в карман, мне никак не удавалось вытащить ее. Когда же я наконец ее вытащил, выяснилось, что забыл ухватиться пальцами за мобильник.

И тот самый момент, когда незнакомые химические запахи начали трансформироваться в более привычные — картофеля и лука, я достал телефон и откинул крышку. Все еще с текущей по подбородку слюной, но раздуваясь от гордости, нажал на кнопку с цифрой 3, чтобы в режиме быстрого набора соединиться с мобильником чифа.

Но, лично занимаясь обыском дома, он мог и не прервать своего занятия, оставив мой звонок без ответа.

— Я полагаю, это ты, — послышался голос Уайата Портера.

— Сэр, да, я здесь.

— Какой-то забавный у тебя голос.

— Мне точно не до смеха. Просто в меня разрядили «тазер».

— Что?

— Плохиш. В меня разрядил «тазер» плохиш.

— Где ты?

— Прячусь в кладовой.

— Это плохо.

— Все лучше, чем объяснять свое присутствие в доме.

Чиф всегда прикрывает меня. Понимает не меньше моего, что широкая общественность ничего не должна знать.

— Зрелище тут жуткое, — продолжил он.

— Да, сэр.

— Жуткое. Доктор Джессап был хорошим человеком. Жди, где сидишь.

— Сэр, Саймон, возможно, сейчас увозит Дэнни из города.

— Я перекрыл оба шоссе.

Пико-Мундо можно покинуть двумя путями… тремя, если считать смерть.