
Онлайн книга «Еще одна станция»
– То есть… – говорит Огаст, – то есть мы должны заставить ее вспомнить, что произошло. И… – И тогда, возможно, у нас получится найти способ это исправить до конца лета. Огаст дает мысли повиснуть в воздухе между ними – мысли о том, что они могли бы вытащить Джейн. Она была так сосредоточена на том, чтобы помочь Джейн разобраться с ее прошлым, что не думала о том, что будет дальше. – А потом ч-что? – спрашивает Огаст, морщась от того, как дрожит ее голос. – Если мы поймем, что произошло и как это исправить, то что случится, если мы так и сделаем? Она вернется в 70-е? Она останется тут? Она… она исчезнет? – Я не знаю. Но… Огаст опускает свою картошку. У нее пропал аппетит. – Но что? – Ну, она же говорила, что для нее все как будто длилось несколько месяцев – вплоть до этого момента? Мне кажется, она закрепилась здесь и сейчас. И, судя по тому, что ты мне рассказывала, это произошло впервые. – То есть мы можем быть ее единственным шансом? Ясно, – говорит Огаст. Она скрещивает руки на груди и опускает подбородок, стиснув зубы. – Несмотря ни на что, мы постараемся. * * * И вот оно. Огаст знала, но теперь она уверена. Она не может заниматься этим и быть влюбленной в Джейн одновременно. Все нормально. Просто Огаст обожала «Скажи что-нибудь», до тех пор пока жизнь не вмешалась и не заставила ее ненавидеть все, а Джейн первой заставила ее почувствовать себя как Джон Кьюсак и Айони Скай. Нет ничего такого в том, что ладонь Джейн идеально ложится на талию Огаст или что, когда Джейн смотрит на нее, она не может смотреть в ответ, потому что ее сердце начинает стучать так громко и сильно, что остальная ее часть с трудом может удерживать этот масштаб и этот звук. Она выживет. Итог: нет никакого шанса. Даже если Джейн каким-то образом чувствует то же самое, у Огаст ограниченное время. Она должна помочь Джейн понять, кто она, как она застряла и как ей выбраться. И, если ей удастся это провернуть, Джейн не то чтобы тут навсегда. Она не то чтобы вообще тут. А Огаст раньше никогда по-настоящему не разбивали сердце, но она вполне уверена, что запасть на человека, а потом отправить его обратно в 1970-е – это, как и бывает с первыми разбитыми сердцами, означало бы выиграть олимпийские игры по испоганенной жизни. В общем, она умеет отделять одно от другого. В детстве ей платили «Хэппи Милсом» за то, чтобы она вламывалась в чужие личные архивы, и она притворялась, что это нормально. Она может притвориться, что никогда не думала о том, как Джейн держит ее за руку в милом домике в Ист-Виллидже с диваном из «Уэс Элм» и винным холодильником. Эта влюбленность, решает она, просто ни к чему ее не приведет. А это значит, конечно же, что, когда Огаст заходит в «Кью» в следующий раз, Джейн говорит: – Мне кажется, я должна тебя поцеловать. Все начинается не так. Все начинается с того, что Огаст слишком занята мыслями о том, чтобы не думать про Джейн, поэтому не проверяет, нет ли в прогнозе погоды на утро безумной грозы, поскальзываясь в собственной луже из дождевой воды. – Ох, – говорит Джейн, ловя ее под локоть, прежде чем она ударяется о пол поезда. – Кто пытался тебя утопить? – Гребаное метро, – говорит Огаст, позволяя Джейн помочь ей встать на ноги. Она убирает с глаз насквозь промокшие волосы, вглядываясь сквозь капли на очках. – Двадцатиминутная задержка на уличной платформе. Они хотят меня убить. Огаст снимает очки и отчаянно ищет на себе хоть один сухой сантиметр ткани, чтобы их протереть. – Вот, – говорит Джейн, поднимая нижний край футболки. Огаст видит гладкую кожу ее живота, часть таинственной татуировки, на бедре над поясом ее джинсов, и забывает, как дышать. Джейн берет ее очки, чтобы протереть линзы. – Тебе необязательно было сегодня приходить. – Я хотела прийти, – говорит Огаст. Она быстро добавляет: – Мы делаем большие успехи. Джейн поднимает взгляд, усмехаясь, и замирает, все еще держа очки Огаст. – Ого, – тихо говорит она. Огаст моргает. – Что? – Просто… ты без очков, с мокрыми волосами. – Она отдает их обратно, но ее взгляд, далекий и немного замутненный, не отрывается от лица Огаст. – Во мне что-то мелькнуло. – Воспоминание? – Почти, – говорит Джейн. – Как бы полувоспоминание. Ты мне напомнила. – О, – говорит Огаст. – О чем? – О поцелуе, – говорит Джейн. – Я не… я не могу вспомнить, где я была или кем была она, но, когда ты на меня посмотрела, я вспомнила дождь. – Ясно, – говорит Огаст. Она бы сделала запись, если бы ее блокнот не был полностью промокшим. И если бы она думала, что может твердо держать ручку. – Что… что еще ты помнишь? Джейн кусает нижнюю губу. – У нее были длинные волосы, как у тебя, но вроде светлые. Это странно, как… как в фильме, но я знаю, что это произошло со мной, потому что помню, что ее мокрые волосы прилипли к ее шее и мне пришлось их убрать, чтобы поцеловать ее там. Господи боже. Если отложить в сторону жизнегубительные описания вещей, которые Джейн может произносить своим ртом, это и правда предоставляет… возможность. Самый быстрый способ восстановить воспоминания Джейн – заставить ее понюхать, услышать или потрогать что-то из ее прошлого. – Помнишь, как мы делали с бейглами, – говорит Джейн, явно думая о том же, – и музыкой, сенсорными вещами? Если я – если мы – сможем воссоздать то, как тот момент ощущался, возможно, я смогу вспомнить остальное. Джейн оглядывается – сегодня в «Кью» пустовато, всего несколько людей в другом конце вагона. – Ты хочешь… ты могла бы попробовать… коснуться моей шеи, – неуверенно предлагает Огаст, ненавидя себя. – Ну, для исследовательских целей. – Возможно, – говорит Джейн. – Но это было… это было в переулке. Мы спрятались от дождя в переулке, и мы смеялись, и я еще ее не целовала, но думала об этом неделями. Так что… – Она рассеянно поворачивается к пустой задней стене вагона, рядом с аварийным выходом. – А. – Огаст следует за ней, непривлекательно хлюпая мокрыми кроссовками. Джейн поворачивается к ней, проводит двумя пальцами по тыльной стороне ее ладони. У нее напряженное выражение лица, как будто она крепко держит воспоминание в своей голове, перенося его в настоящее время. Она берет Огаст за запястье, подталкивая ее спиной к стене, и – о черт. – Она прислонилась к стене, – объясняет Джейн. Огаст чувствует, как ее плечи ударяются о гладкий металл, и в панике представляет кирпичи, царапающие ей спину вместо него, небо вместо поручней и мерцающих ламп, себя с хоть каким-то мужеством для того, чтобы это пережить. – Ладно, – говорит Огаст. Они с Джейн во время часов пик прижимались друг к другу еще ближе, чем сейчас, но никогда, ни разу, это не ощущалось вот так. Она приподнимает подбородок. – Так? |