Книга Инструктор, страница 29 – Ян Бадевский

Сегодня Арина неважно себя чувствует.

Я побежал один.

За две недели выработался устойчивый маршрут. Я неспешной трусцой обегаю квартал, зависаю у турников на детской площадке. Подтягиваюсь, отжимаюсь на брусьях, качаю пресс. Понемножку начинаю подсаживаться на воркаут — добавляю передний вис и силовые выходы на две руки. Затем выбираю уединенное место и упражняюсь с тонфами. Усложняю привычные ката, добавляю новые комбинации, работаю на высоких и низких скоростях.

Кстати, о тонфах.

Мастер Фэн, как вы помните, подарил мне усиливающие кольца и обкладки, которые я опробовал еще в начале месяца. Кольца смыкались и размыкались подобно браслетам, поэтому с их установкой проблем не возникло. Скажу больше — артефакты намертво вросли в древесину, так что и выступов не осталось. С обкладками я повозился, но в итоге всё улеглось на положенные места. Выяснилось, что кольца генерируют «призрачные лезвия» — бесплотные энергетические клинки, подпитываемые взвесью. Выглядит так, словно вдоль оси большого тела протянулась изогнутая полупрозрачная линия. Почти неоновый контур. Лезвия активируются по моему желанию, можно биться и без них. Обкладки придали рукоятям дополнительную жесткость и добавили немного ментальной защиты. Спаррингуясь с Рэйденом, я обнаружил, что успешно противостою «жути».

Так вот, я прихватил тонфы на вечернюю пробежку.

Забросил в рюкзак и отправился кормить мошкару.

Ладно, кормление отменяется. «Жуть» прекрасно отгоняет насекомых. Можно насладиться спадающей жарой и кровавым закатом.

Обогнув дом по вросшей в газон тропинке, я выбежал на тротуар, взял привычный темп и устремился к группе однотипных коробок на горизонте. Справа протянулась цепочка фонарей, еще дальше — зубчатая кромка леса, в которую погружался багровый солнечный диск.

Я убил на испытания шагателей добрых полдня, но ничуть об этом не жалею. Во-первых, я увидел вблизи продукцию своего клана. Эти штуки очень дорогие и технологичные, даже в экспериментальные партии вкладываются огромные деньги. Во-вторых, во мне начала теплиться надежда, что создание робота, пригодного для уничтожения тварей, — не такая уж и фантастика. В-третьих…

Поток мыслей был прерван самым наглым образом.

У меня засветилось запястье.

Нет, не запястье, конечно же, а фенечка, подаренная Ариной. Едва не сбившись с шага, я уставился на плетеный артефакт. Что там говорила моя девушка? Браслет реагирует на присутствие церковников.

А вот и они.

По проезжей части, едва не касаясь бордюра, ползет серебристый «Руссо-Балт» с тонированными стеклами. Поравнявшись со мной, машина замедлилась до черепашьей скорости. «Чутье» молчит, «сверхвосприятие» не может проникнуть в салон «Руссо-Балта». Мне всегда не нравилась эта черта адептов Баланса. Любят они отгораживаться от мира артефактами.

Заднее стекло бесшумно втянулось в дверцу.

— Ты ведь понял, что это мы, — сказал Патриарх Мефодий.

— Понял, — согласился я, продолжая бежать.

— И?

— Я под протекцией. А разговаривать нам не о чем.

— Вот здесь ты ошибаешься, — мягко улыбнулся церковник. — Если задержишься на несколько минут, я попробую тебя удивить.

Агрессии нет.

Со мной действительно хотят пообщаться.

Впрочем, агрессия и не нужна при задержании опасных преступников. Только холодный расчет. И предельная концентрация.

Перехожу на шаг.

Бесконечное какое-то воскресенье. Простой люд отдыхает, жарит шашлыки, собирается на семейные обеды или радует себя шопингом. А я наблюдаю за тем, как трехметровые роботы хреначат фамильяров и веду пустопорожние диалоги с религиозными фанатиками.

— Что вам нужно, Мефодий?

— Садись в машину.

— Нет.

— Ты же под протекцией. Чего боишься?

— Не доверяю верующим, — честно признался я. — У вас особенная, нелинейная логика. А машины напичканы артефактами.

— Ладно, — неожиданно легко сдался Мефодий.

«Руссо-Балт» остановился, и церковник выбрался наружу. Вздохнув, я подождал, пока неприятный попутчик поравняется со мной. Дыхание практически вернулось к норме.

— Ты участвуешь в конкурсе, — сходу заявил Мефодий.

— О чем вы?

— Сам знаешь.

— Допустим. Вам что с этого?

— Хочу договориться. Ты будешь представлять интересы Церкви в Клубе Девятерых. Такой шанс выпадает нечасто — с твоими предшественниками у нас отношения не заладились.

Ага.

Со мной заладились.

Вслух я сказал иное:

— Не вижу своей выгоды, Мефодий. Переговоры подразумевают взаимные уступки. Поскольку вы не можете нанести мне вред, то вам и предложить нечего.

— Да, — печально улыбнулся собеседник, — ты прав, вне всякого сомнения. Вот только забываешь ты, мерзкий вселенец, о том, что Клуб Девятерых защищает исключительно тебя. Не господина Хараду. Не Виталия Сыроежкина, управляющего твоими делишками. Не мастера Фэна. И уж тем более, не твою любимую девушку Арину, беглую монахиню, сумевшую избежать наказания за неблаговидный проступок. Только тебя.

Я напрягся.

Мне показалось, или прозвучала незавуалированная угроза? Дескать, сотрудничай с нами, или у твоих друзей начнутся неприятности.

По лицу говнюка вижу — всё правильно.

— Мефодий, — говорю я, неотрывно буравя взглядом церковника, — тронешь моих друзей — убью.

— Ну-ну, — в голосе Патриарха зазвучали покровительственные нотки, — не тебе, ничтожество, замахиваться на Церковь. Ты идешь против системы, осознать все возможности которой даже не в состоянии.

— Я предупредил.

— Выслушай до конца, — с нажимом произнес церковник. — У нас есть кнут, но не обойдется и без пряника. Я знаю всех твоих конкурентов. И вполне могу создать им… неблагоприятные условия для развития, скажем так. Адепты Баланса — мощные союзники. Ты получишь от нас помощь, выиграешь гонку, а в нужный момент расплатишься по счетам. Согласен?

Пожалуй, я бы согласился.

При иных обстоятельствах.

Вот только начал Мефодий не с делового предложения, а с ультиматума. Я не люблю ультиматумы. Сразу понимаю, что передо мной — беспринципная сволочь, которая ни перед чем не остановится. С Ратмиром я справлюсь и без постороннего вмешательства. Этот ублюдок мой, и только мой. Что же касается Церкви… Я уже говорил: не верю тем, кто выстраивает политическую и финансовую империю, прикрываясь благими помыслами.

— Могу пообещать одну вещь, — сказал я, продолжая смотреть в глаза своему оппоненту, — знаешь, какую? Я забуду об этом разговоре, когда вступлю в Клуб. Пожалею тебя.