Онлайн книга «Безжалостный»
|
С яркой викторианской архитектурой и мирными обсаженными деревьями улицами Смоуквилл служил символом всего того, от чего отказался современный мир: уважения к традициям, которые могли бы стать нам прочным основанием; определенности нашего места во вселенной, умиротворенности души. Огонь, лед, астероиды и перемещения полюсов – страшилки, которыми мы отвлекаем себя от действительной угрозы нашего времени. В век, когда каждый изобретает собственную истину, нет общности – только фракции. Без общности нет консенсуса, чтобы противостоять жадным, завистливым, безумеющим от власти нарциссам, которые захватывают контроль над обществом и превращают институты цивилизации в машины убийств. Хорошего вам дня. Вернувшись в кемпинг, я попытался поднять себе настроение. Цивилизация не собиралась рушиться. В самом худшем варианте мои мысли о надвигающейся катастрофе означали, что Пенни, Майло, Лесси и мне предстоит умереть. Вот. Маленькой поправкой я спас миллионы жизней. Пенни задернула шторы. Подходя к дому, я заметил, что она стоит у окна, смотрит сквозь щелочку. – Я чувствую себя мышью, – призналась она, открыв мне дверь. – Я думаю, пообедаем мы здесь, закажем где-нибудь еду на вынос. Она меня не услышала. – Мы – мыши, пытающиеся добраться до другой стороны чащи, как в моей книге, а Ширман Ваксс – сова. Я знаю, что все мыши – герои, потому что они маленькие и славные, а маленьких славных злодеев просто не бывает, но вот что я должна тебе сказать, Кабби. Я хочу быть очень злобной совой, хочу спикировать на Ваксса, схватить его своим большим клювом, вспороть живот и вытащить все внутренности. Меня тошнит от того, что я – мышь. – Так ты обо мне скучала? – Разделяться – это ужасно. Когда ты собираешься в дом Лэндалфа? – Через час станет темно, так что ехать сейчас смысла нет. Я хочу подождать до утра. – Мы поедем с тобой. Мы не будем прятаться, как мыши. – Ты все время простояла у окна? – Не все время. Я поработала с ноутбуком, потом почувствовала клаустрофобию, потом к клаустрофобии добавилось нарушение ориентации и, наконец, тошнота. Мне, конечно, не стало так плохо, как в тот раз, когда мы застряли в лифте с Хадом Джеклайтом, но близко к тому. Ноутбуки Пенни и Майло остались в доме на полуострове, но мой мы сберегли. – А что ты делала с ноутбуком? – Вышла в Интернет, посмотрела, каких еще художников невзлюбил Расселл Бертран. – В этом коттедже есть доступ в Интернет? – Да. На столе лежит маленькая открытка, на которой все написано. Государственная программа по обеспечению доступа в Интернет в дешевых мотелях для путешествующих бедняков. Это место не такое уж дешевое. – Когда Майло станет директором ФБР, он сможет в этом разобраться. – И еще, – продолжила Пенни, – Майло меня немного пугает. Он ведет себя так… странно. – Только не Майло. Мальчик сидел на полу, половину гостиной занимали его «игрушки». Какой-то маленький приборчик, о предназначении которого я мог только гадать, торчал из-за его правого уха, будто карандаш. На левое ухо он намотал несколько витков тонкой проволоки, но не потому, что к чему-то подключился. Просто хотел знать, где проволока, когда она может ему понадобиться. В тот момент он работал с какими-то маленькими предметами, напоминающими стеклянные солонки и перечницы, и при этом вроде бы с кем-то разговаривал: «Да… Полагаю, что так… Что ж, для этого требуется конденсатор… Ага, понимаю… Я знаю, сколько мегагерц… Спасибо… Да, это круто…» Я мог бы подумать, что он говорит со своей собакой, но Лесси рядом с ним не было. Не нашел я ее и в спальне. – Майло, где Лесси? – спросил я, вернувшись в гостиную. – Вероятно, в ящике. – Ты посадил ее в ящик? – Нет. Я предполагаю. – В каком ящике? Где? Он указал на комод. С двумя широкими нижними и тремя узкими верхними ящиками. Выдвинув самый нижний ящик, я увидел Лесси, лежащую на спине. Задние лапы она вытянула, передние прижала к груди. Она улыбнулась, вывалила язык, хвост заметался по дну ящика. – Как это произошло? – спросил я Пенни. – Понятия не имею. – Ты ее туда не клала? – С какой стати я буду класть собаку в ящик комода? – Похоже, ей там нравится. – Откуда я могла знать, что ей там понравится? – Расслабься. Ты ее туда не клала. Я тебе верю. Я попытался уговорить Лесси вылезти из ящика, но ее там все устраивало. – Что-то с этой собакой не так, – решила Пенни. – Она немного эксцентрична. – Может, я смогу выманить ее оттуда печеньем с беконом, которое она любит? – Хорошая идея. Оставив собаку в выдвинутом ящике, я присел на пол рядом с Майло. Вероятно, Пенни уговорила его принять душ. Он переоделся. Ярко-красные буквы на его белой футболке складывались в слово «PERSIST» [29] . Его футболки приобретались в обычном магазине торгового центра. Время от времени он давал матери список слов, которые хотел бы носить. Нет, это я вам объяснить не могу. И Майло не может объяснить это нам. Наши разговоры на тему слов не отличались от этого: – Почему ты должен носить слова, Майло? – Имена важны. – Это не имена. – Каждое слово – имя. – Почему ты так решил? – Каждое слово – предмет, действие, качество, количество, состояние… – Но почему имена важны? – Нет ничего более важного. – Но почему? – Все просто: то, что без имени, – ничто. – Я собираюсь сходить за едой. Что тебе принести? – Я не голоден, – Майло не отрывался от работы. Когда мы остановились на ленч в «Макдоналдсе» в Эврике, он так увлекся уравнениями на экране своего «Геймбоя», что съел только половину чизбургера и не притронулся к картофельной соломке. – Ты должен поесть, Майло. Я не разрешу тебе сидеть здесь и заниматься… чем бы ты ни занимался… если ты не поешь. – Пицца, – ответил он. – Вегетарианская с большими черными оливками. – Хорошо. – Я похлопал его по плечу. – И я обещаю, что не скажу твоей бабушке, что ты ел вегетарианскую пищу. |