Книга Видение, страница 17 – Дин Кунц

Как и все его движения и выражения чувств, его улыбка была чуть заметной.

— Вряд ли они согласятся.

Последние два года ее встречи с ним по вторникам и пятницам начинались в половине пятого, а заканчивались в шесть. В эти дни она была последней пациенткой Каувела. В течение первых сорока пяти минут она участвовала в различных экспериментах по экстрасенсорному восприятию для ряда его статей, которые он намеревался опубликовать в одном из профессиональных журналов. Следующие сорок пять минут он занимался с ней как психоаналитик.

В ответ на ее согласие сотрудничать он отказался от своего гонорара.

Она была вполне в состоянии заплатить за прием. И согласилась на такие условия только потому, что эти опыты заинтересовали ее.

— Бренди? — спросил он.

— С удовольствием.

Он налил им обоим Реми Мартен.

Они встали из-за карточного столика и уселись в кресла, стоявшие рядом с небольшим сервировочным столиком.

Каувел никогда не пользовался стандартной техникой для работы с пациентами. У него был свой собственный стиль работы. Ей нравился его ровный, спокойный подход.

— С чего бы вы хотели начать? — спросил он.

— Не знаю.

— Подумайте!

— Я вообще ни с чего не хотела бы начинать.

— Вы всегда говорите так, и вы всегда потом начинаете.

— Но не сегодня. Я просто хотела бы посидеть здесь.

Он, кивнув, налил себе бренди.

— Почему вам всегда так трудно со мной? — спросила она.

— Я не могу ответить на этот вопрос. А вы — можете.

— А почему я не хочу рассказывать вам?

— Вы хотите рассказывать. Иначе вы не пришли бы сюда.

Улыбнувшись ему, она сказала:

— Помогите мне начать.

— О чем вы думали по дороге сюда?

— Это не то место с которого надо начать.

— А вы попытайтесь.

— Ну хорошо... Я думала о том, что я из себя представляю.

— И что вы из себя представляете?

— Я — ясновидящая.

— И что из этого?

— Я думала о том, почему я? Почему не кто-нибудь другой?

— Специалисты в этой области считают, что в каждом из нас заложены парапсихические таланты.

— Может быть, — сказала она, — но большинство людей не обладает ими в такой степени, как я.

— Мы просто не знакомы с нашими потенциальными возможностями, — сказал он. — Только горстка людей сумела воспользоваться своими сверхъестественными способностями.

— И почему же среди этих людей оказалась я?

— Скажите, а лучшие ясновидящие не получали травму головы до того, как у них обнаружилась эта способность?

— Да, так было с Питером Хуркосом, — ответила она. — И со многими другими. Но не со всеми.

— А с вами?

— Травма головы? Нет.

— Да.

Она сделала глоток бренди.

— Какой замечательный вкус.

— Вы получили подобную травму, когда вам было шесть лет. Вы упоминали об этом несколько раз, но никогда не желали продолжать тему разговора.

— Я и сейчас не хочу продолжать его.

— Но вы должны, — сказал Коувел. — Ваш отказ говорить об этом и есть доказательство, что...

— Что-то вы разговорились сегодня, — ее голос стал жестким и слишком громким. — Я плачу вам за то, чтобы вы слушали меня.

— Вы не платите мне.

Его голос, как всегда, был мягким.

— Я могу сейчас же встать и уйти.

Он снял очки и стал тщательно протирать их носовым платком.

— Без меня, — резко сказала она, пытаясь вывести его из состояния безразличного спокойствия, — вы никогда не собрали бы материал, чтобы написать такое огромное количество статей, сделавшее ваше имя известным среди собратьев по профессии.

— Статьи — это не самое главное. Если вы так хотите уйти, уходите. Вы хотите разорвать наше соглашение?

Она поглубже забралась в кресло.

— Извините.

Она редко повышала голос и никогда не кричала на него — она резко покраснела.

— Не надо извиняться, — ответил он. — Но вы никак не хотите понять, что то, что вы пережили двадцать четыре года назад, может быть ключом к решению всех ваших проблем. Это может быть причиной вашей бессонницы, периодических глубоких депрессий, внезапных приступов беспокойства.

Она почувствовала слабость и закрыла глаза.

— Вы очень хотите убедить меня в этом.

— Это было бы замечательно.

— Тогда помогите мне начать.

— Вам было шесть лет.

— Шесть...

— И у вашего отца тогда водились деньги.

— И большие.

— Вы жили в небольшом поместье.

— В двадцать акров. В нем был огромный ухоженный парк, в котором постоянно... постоянно работал...

— Садовник.

— Садовник, — повторила она.

Она больше не заливалась краской — щеки были холодны, руки ледяные.

— Как его звали?

— Не помню.

— Неправда, вы помните.

— Бертон Митчелл.

— Он вам нравился.

— Сначала да.

— Вы говорили как-то, что он дразнил вас.

— Поддразнивал. Шутя. И еще он придумал мне имя.

— Какое?

— «Непослушность». И звал меня так, будто это было настоящее имя.

— А вы были непослушны?

— Напротив. Он просто дразнил меня. Он взял это из детской песенки «Мэри, Мэри, непослушная совсем...».

— А когда Бертон Митчелл перестал вам нравиться?

Как ей захотелось вдруг оказаться сейчас дома. С Максом. В его сильных объятиях.

— Когда Бертон Митчелл перестал вам нравиться, Мэри?

— В тот день, в августе.

— А что случилось?

— Вы знаете?

— Да я знаю.

— Зачем вы спрашиваете тогда?

— Потому что мы никогда не преодолеем эту проблему, если не проанализируем ее с самого начала.

— Я не хочу больше говорить об этом.

Но его голос стал жестким:

— Что случилось в тот день в августе, когда вам было шесть лет?

— Вы приобрели за последнее время каких-нибудь новых стеклянных собачек?