Книга Зайтан-Бродяга. Тихий город, страница 22 – Илья Слобожанский

— Оружие на землю. — Прошипел Фугас. — Стволы положите и лапы к небу!

— Язык попридержи. — Заговорил высокий, широкоплечий детина. — Рамсы попутал? Страх потерял, шавка?

— Да я вас. — Фугас вскинул автомат и пальнул поверх голов.

Тут-то и началось светопреставление. Отовсюду стреляют, брань, крики. Перевалился я на бок, хотел сбежать под шумок, а тут как громыхнёт. Сыпанули на меня горячим песком и пнули. Да так сильно что я не успел опомниться как оказался на дне оврага. Всё гудит, шипит, воет, округу заволокло дымом, в ушах звенит. Отплевался, потёрся лицом о траву. И только открыл глаза, гляжу разбойник, тот гад в добротных ботинках. Скатился он кубарем, спрятался за пнём.

Хлопнул выстрел, второй, третий. Бандит палит не оглядывается. В самую пору напасть со спины, по башке стукнуть. Руки связаны, стукнуть не выйдет, а вот пнуть можно попробовать.

Сверху стреляют, снизу тоже. Бандит прячется за пнём, отстреливается. Лежу под кустом, тру о камень верёвку. Не выходит, запястья оцарапал, а верёвка цела. Остаётся только ждать, кто кого перебьёт? Сзади ухватили за шею, прикрыли рот. Я даже испугаться не успел.

— Тихо Бродяга, тихо. — В самое ухо шепчет Карлуха. — Я это, я. — Мог бы и не говорить, по запаху понятно.

— Руки отекли, развяжи.

— Ага, нож достану.

Хлопнули один за другим два винтовочных выстрела. Наверху кто-то вскрикнул, послышалась отборная брань и проклятья. С холма дали длинную очередь и бабахнуло. Пень, за которым прятался разбойник, разлетелся в щепки, поднялась пыль. Колючая волна посекла куст над головой, посыпались листья, ветки.

— Вот и всё. — Подумал я. Отстрелялся гад. Но гад успел перебраться под дальний куст, припал к винтовке целится, ждёт подходящего момента.

Карлуха улёгся на траву, прикрыл голову руками. А как бабахнуло второй раз, мелкий вскочил. Не знаю, что на него нашло, выпрямился недомерок, с ножом в руке шагнул к бандиту.

Ухватил я Карлуху за шиворот и затолкал под кусты. А сам, бросился на разбойника. Как добежал не помню. Налетел я на него, и принялся охаживать кулаками. Бил что есть силы. Долго бил, а потом ухватил за горло. Удавить не успел, схватили и оттащили. Я вырвался и обратно к бандиту, вцепился ему в горло. Дальше провал в памяти, не помню.

* * *

Голова раскалывается, во рту сухо, на зубах песок. Перед глазами ветки синюшки, красные листья, синие цветочки. Воняет болотом и кислым пузырником.

Приподнялся я на локтях, заболели рёбра, да и спина о себе напомнила. Пинали меня умело, спасибо что не убили. Сам виноват, чего уж тут жаловаться. Не послушал Михалыча, позарился на дармовщинку вот и получил на орехи.

Полежал ещё чуток и перевалился набок. Гунька с Карлухой лежат под деревом. Гунька на боку, спиною ко мне, Коротун в ноги к нему присоседился. А это кто? Не уж-то Михалыч? Ну, да, он. Сопит-похрапывает у пенька.

— Что, оклемался? — Спросили негромко, толкнули в плечо. — На-ка хлебни водички.

— Спасибо. — Ответил так же тихо и повернулся. Здоровенный детина, протянул мне флягу. Морда заветренная, костяшки пальцев сбиты. Глядит ухмыляется. — А ты кто? — прохрипел пересохшим горлом.

— Дед Пихто. — Ответил здоровяк. — Пей, чего уставился.

— Откуда ты взялся? — Вопрос конечно глупый, но спросить стоит.

— Оттуда. — Здоровяк указал пальцем на кусты синюшки за моей спиной. — Ты пить будешь?

— Буду. — Кивнул и взял флягу.

— Много не пей. — Предупредил здоровяк. — Рот пополощи и рожу умой. Стряхни песок.

— Ага. — Согласился, спорить не стал. Почему много не пить? Вопросов больше чем хотелось бы, но спрашивать нет желания, голова трещит.

— Сейчас, я тебя лечить буду. — Здоровяк полез в торбу, достал початую бутылку. — Горло смочил, теперь можно.

— А что это?

— Целебное зелье, лекарство от всех болезней. Водка — Столичная.

— Водка?

— Ага. — Здоровяк задорно подмигнул. — Меня Серёгой кличут. А ты стало быть Бродяга? Верно?

— Верно. — Кивнул и пожаловался. — Голова болит.

— Пей, поможет. — Присоветовал Серёга. — Водка лекарство от всех болезней.

— Лекарство? — Переспросил и сделал большой глоток, на втором поперхнулся. Рот обожгло, спёрло дыхание.

— Дай сюда. — Серёга отобрал бутылку. — Что же ты такой криворукий? Расплескал.

— Извини.

— Ага, щас. — Серёга осуждающе покачал головой и широко улыбнулся, открыто по-доброму. — Будь на твоём месте кто другой, в дыню и под зад коленом. Тебя не трону.

— Почему?

— Что почему?

— Не знаю. — Я улыбнулся, пожал плечами. В животе печёт, в голове туман, качает из стороны в сторону. Не помню, что говорил, о чём спрашивал? Хорошо стало, голова и бока совсем не болят. Не обманул Серёга, зелье действительно целебное.

— Ты на кой ляд на Кистеня набросился? — Закуривая спросил Серёга. — Жить надоело?

— На кого?

— Проехали. — Серёга отвёл взгляд и тихо поведал. — Кистень ещё та сволочь. Был. Повезло тебе парень. Несказанно повезло. На брюхо погляди.

— Куда?

— Куртку ощупай, проверь рубаху. Он тебе клифт располосовал. Если бы не пряжка. — Серёга хлопнул меня по плечу. — А вообще-то, ты молодец. Не навались на него, лежать и мне на пригорке. Этот лишенец моих корешей положил.

— А где он?

— Прижмурился.

— Это как?

— Отдыхает, спит вечным сном. Твой дружок, рыжий, больной на всю голову. Нам-то и нужно было, Кистеню пару вопросов задать. А тут такое. — Здоровяк пыхнул облаком табачного и повернулся на шум. От оврага, донеслось хлюпанье и угуканье, шумшарь-носорогий на кормёжку выполз. Зверь с виду грозный, но это только с виду. К людям близко не подходит.

— А вы? — Тяжело вздохнул и приложился к водке. Набрал полный рот, проглотил легко, даже не поморщился. Хорошее у чужаков зелье, тепло в животе, а вот во рту как-то гадко. — А вы как живёте? Откуда к нам пожаловали?

— Издалека. — С лёгкой печалью в голосе ответил здоровяк. — Слышь. Ты это. — Серёга отполз на коленях, зарылся рукой под куст. Выволок ботинки песочного цвета, положил у моих ног. — На кой они тебе?

— Кто?

— Берцаки Кистеня. Ты в них мёртвой хваткой вцепился. Орал как потерпевший, горланил, твои они. Вот я решил, если твои, владей.

— Мои? — Хлопаю глазами. Не помню, хоть убейте ничего не помню. Когда орал, кому? Взял ботинки, посмотрел на них и спросил. — А когда они моими стали?

— Забудь. — Серёга отмахнулся. — Кистеню они больше не нужны. Берцаки отличные, тёплые и воды не бояться. Я тоже прибарахлился. — Серёга похлопал себя по груди. — Бушлат отвернул, почти новый. И Михалыч поживился, шпалер у Фугаса отжал.