Книга Зайтан-Бродяга. Тихий город, страница 31 – Илья Слобожанский

— Вернись! — Прикрикнула Кхну и запустила в зверюгу камнем, но не попала.

Я отступаю, он идёт в мою сторону. Глаза блестят, язык набок. Болотники, те, что мастерят плот, бросили работу кричат, машут руками. Спешат на помощь, да вот беда, они далеко, а зверь близко. Прёт зверюга, прыгает, поднимает брызги.

Вот и всё, промелькнула в голове нехорошая мысль. Не растоптал змееголов, так загрызёт лохматый. Как назло, рёбра разболелись, ногу судорогой свело. Может утопнуть?

Остановился, сжался в комок и закрыл глаза. Что будет то будет. Зверь подплыл, ткнулся мордой в плечо. Жалобно заскулил и принялся лизать. Язык охаживает мои щёки, пачкает слюной и без того грязные волосы.

— Пошёл вон!!! — Кричит Кхну, прикладывает зверюгу большой палкой. Где она её взяла не знаю. Но мысленно порадовался. Отчего мысленно? Да от того, что говорить не могу. Дух спёрло, вода-то ледяная. — Прочь, ступай прочь!!! — Резко осипшим голосом орёт хозяйка.

Но лохматый и не думает её слушать. Загребает лапами воду у меня за спиной и толкал носом в шею, направляет к берегу.

— Не знаю, что с ним? — Оправдывается Кхну, помогает мне выбраться на песок. Я дрожу, хромаю, замёрз да так что зуб на зуб не попадает. — Вообще-то, он редко подходит. — Хозяйка что-то вылила себе на руки и принялась меня растирать. — С детишками играет, взрослых сторонница. Добрый он. Охраняет берег, душит пцахтов.

— А кто он? — Спросил я. Тело горит огнём, жарко мне. Зверь стоит рядом, склонил набок голову, смотрит, слушает.

— Не знаю. Мать моей матери, говорит раньше их было много. Потом пропали. И вот недавно опять появились. Этот. — Тонкий палец указал на лохматого. — Пришёл от Сизой дымки, той что поднимается от Серой горы. Не один, трое их было. Двое ушли, этот остался.

— Как его зовут? — Набрался смелости потянулся к лохматому. Тот сделал шаг на встречу, уселся, подставил бок.

— Никак.

— А чей он? — Почёсываю зверя осторожно, а вдруг хряпнет?

— Ничей. Ходит и ладно. Нам не мешает. А ещё. — Кхну присела, заглянула зверю в глазищи, потрепала за холку. — Слышит он далеко. Предупреждает, громко рычит.

— Предупреждает о чём?

— Рычит или скулит, когда швака выбирается из норы. Воет если угрун бродит где-то рядом.

— Что же он вашего сына не предупредил?

— Предупредил. И рычал и скулил, Тихну не послушал. Упрямый у меня сын. — Кхну махнула рукой. — Уходи. Беги отсюда. — Зверь жалобно заскулил, отошёл, спрятался за мною и улёгся. — Вот уж и не думала. — Кхну потрепала зверюгу по лохматой морде. — Ты ему понравился. Забирай.

— Вот ещё. — Я отошёл на пару шагов. Страшно, когда за спиной невесть что разлеглось. Лохматый поднялся, подошёл. Легонько ткнул меня носом в бок. Смотрит жалостно огромными глазищами. — Ты чего? — Уставился я на зверя, а он глядит на меня. — Чем я тебя кормить буду?

— Его не нужно кормить. — Кхну поскребла плечо, вынула из мха коричневую пиявку и съела. Я сделал вид что не заметил. — Сам прокормится. — Кхну отошла в сторону и бросила через плечо. — Да и выбора у тебя нет. Не ты его выбрал, он тебя.

— Ну, не знаю. — Я тяжело вздохнул. Зверюга уселась у моих ног, глядит на Кхну. — Ладно. — Согласился я. Потрепал зверю холку и только сейчас заметил, стою голый. Не совсем конечно в бусах из ракушек.

— Твоя одежда там. — Кхну указала пальцем. — Одевайся. Нам пора.

Болотники закончили мастерить плот, подтащили к берегу. Теперь-то несложно догадаться, для кого они старались?

Быстро оделся, нацепил поверх одежды бусы из ракушек. Кхну это понравилась. Хозяйка широко улыбнулась, поправила на мне ракушки. Оказывается, нужно расправить, уложить одна к другой. Теперь не гремят и не царапают. После того как все ракушки приняли должный вид, Кхну взяла меня за руку и повела к воде. Лохматый остался у шалаша, чему лично я был несказанно рад. Как по мне, лучше бы он вообще забежал куда подальше. Только зверь не торопится уходить, другие у него планы. Улёгся он на песок, смотрит в мою сторону, провожает взглядом.

Взобрался на плот, уселся, и тут же промок. Не сразу конечно и не весь. Сначала ботинки провалились в воду, промочил штаны. Очень скоро и рубаха похолодела и отяжелела, следом и куртка промокла. Не знаю, зачем нужно было одеваться? Мог бы и голышом прокатиться.

Болотники плывут рядом, вцепились руками в камыш. Толкают плот, да так проворно что я залюбовался. Торопятся, спешат на праздник. Кхну плывёт впереди. Часто пропадает, уходит под воду. А когда возвращается, кладёт к моим ногам черепки. Этого добра полно на окраинах города, побитые горшки, чашки, тарелки. И зачем они ей?

Не стал я рассматривать находки, неинтересно. Черепки везде одинаковые, как в Тихом, так и здесь. Разве что местный хлам изрядно порос зелёными водорослями, а в остальном такой же.

Очень низко пролетела кугуша — большая, болотная птица. Красивая она, чёрная как погасшие угли в костре, а клюв красный. Голос мерзкий, кугукает и визжит, словно её кто-то режет. Вот и сейчас завизжала, утробно и громко. Крылья большущие, в клюве рыбина. Раньше я не видел так близко кугушу. Впечатляет.

Откуда не возьмись, появились букашки. Затолкали ластоногие плот в огромный рой. Висят насекомые серой тучей, пищат, не жалят и на том спасибо.

Сколько плыли сказать не смогу, мне показалось долго. Прибыли в нужное место, а у меня зуб на зуб не попадает. Замёрз, да так что ноги и седалище онемели.

Сжался я в комок и вывалился, упал в воду. Выбиваю зубами частую дробь, на четвереньках ползу к берегу. Уселся на песочек и давай растирать плечи.

После такой прогулки, нужно в парилке вылёживаться. Травяной чай хлебать большими кружками. Но вот беда, компания для парилки неподходящая. С десяток болотников и хозяйка Кхну. Забрала она черепки, даже не глянула в мою сторону и ушла. Все ушли, а я остался.

В траве стрекочут жучки, копошатся козявки. У самого берега, надрывно орут жабы. Заморосил дождик, мелкий, противный. Да и вообще всё вокруг гадкое, серое, мрачное и холодное. Не бывал я ещё на таких праздниках. Да и праздник ли это? Ночь совсем близко, а я непонятно где? Куда не глянь высокий камыш, вода, за спиной кусты выше моего роста. Где столы, где веселье? Какой же это праздник?

Стало мне как-то не по себе. В голову закралась тревожная мысль. А вдруг, они и вправду людей едят? И на этом пиршестве, мне уготовано место не за столом, а на нём.

Крадучись взобрался на холм, выглянул из-за кустов. Вот и болотники, стало быть не ушли, здесь они. Руки скрестили, обнимают себя за плечи, глядят на озеро. Не знаю, заметили они меня или нет, если и увидали, не подали вида. Стоят как каменные истуканы.

Побрёл вниз к зарослям камыша. Чавкает в ботинках вода, одежда прилипла к телу, холодно. В камышах ненамного, но теплей, ветер не задувает. Пройду вдоль берега, не хватятся сбегу. Хороши хозяева, бросили гостя.