
Онлайн книга «Мастер осенних листьев»
Возможно, самому дому тоже было непривычно такое внимание, потому что он начал покряхтывать, кашлять пылью, а потом сердито выдул из печной трубы густой черный дым. – Ну как ты? Унисса, присевшая рядом с ученицей, успела обзавестись задорными усами из сажи и царапиной на лбу. – Вот. – Эльга протянула мастеру законченный букет. – Хм. Унисса склонила голову, потом подержала над букетом ладонь. – Хорошо, – неожиданно сказала она. – Тепло идет. И ощущение в листьях есть. Но четкости маловато. – Это лето, – сказала Эльга. – Нет, – рассмеялась мастер. – Это просто пойманное тепло. Завтра, моя милая, начнем с самого простого. – С чего? – С кувшинов, тазов, рукомойников, горшков, сандалий, юбок, платков, колес, оглобель, подушек и прочих вещей. – Но мастер Мару… – Думаю, трех букетов в день будет достаточно. Эльга хотела возразить, но посмотрела в глаза Униссы и кивнула. – Да, мастер Мару. – Нельзя бежать впереди ветра, – объяснила женщина. – Сначала – ветер, потом – листья, потом – ты. Они помолчали. С подводы начали сгружать доски и уносить в дом. Облаков стало больше, они группками пробирались на север. – А вы знаете такого Илокея Фасту? – спросила Эльга, вспомнив босого бородача. – Он еще жив? – удивилась мастер. – Надо же. – Он заходил и сказал, что ему нужен букет на удачу. Какое-то время Унисса, подняв голову, смотрела на черную крышу здания за забором. – На этой стороне Гуммина не любят селиться, – сказала она задумчиво. – Место считается нехорошим. – Почему? Унисса улыбнулась. – Этот большой дом напротив был лекарским приходом. В нем размещались скорбные умом. Сумасшедшие. Их одно время было очень много. По соседним наделам однажды прошлась плясунья, и всех больных свозили сюда. – Ой, плясунью я знаю! – сказала Эльга. – У нас женщина одна года три назад посреди дороги вдруг – раз! – и закружилась. Только ее быстро повалили, а потом в бане заперли. – А потом? – Не знаю. Кажется, увезли куда-то. – Наверное, к мастер-лекарю. А здесь лечил мастер Хеворрин, и мастер Крисп ему помогал, потому что видел больных изнутри. Но плясунья тяжело поддавалась, и многие горожане боялись заразиться. Даже стену думали строить. Унисса притянула Эльгу к себе. – А Илокей Фаста, – сказала она, – один из тех, кого так и не удалось вылечить до конца. – Но он не пляшет. – Не пляшет. Только он все равно странный, нет? – Наверное, – сказала Эльга, подумав. – Илокей Фаста – всегда полон тревожных предчувствий. И боится неожиданно умереть. Будь с ним настороже: он бросает слова, как листья. – Как это? – Может нарисовать словами картину, в которую ты поверишь. – Значит, он – мастер? Унисса вздохнула. – Нет, он недовылеченный сумасшедший. Но, в сущности, безвредный человек. Если, конечно, не придавать его речам значения. – А что он говорил вам? Унисса молчала так долго, что Эльга подумала, что она уже не ответит. – Он сказал мне, – произнесла мастер, – что я умру внезапно. Что меня убьют. Я полагала, что это случится в Дивьем Камне. – Но не случилось же! – Нет. – Он – дурак! – Он просто несчастный человек, – улыбнулась Унисса. – Возможно, его слова сильнее его. Он бы и рад хранить их при себе, но они открывают ему рот и выскакивают оттуда. Как листья из мешка. Эльга фыркнула. – И вы сделаете ему букет? – Сделаю. Это ему поможет. – А мастер всем людям должен помогать? – Хороший вопрос. А ответ на него простой: всем. По возможности – всем. Только иногда так, как он понимает эту помощь. Ну, все, – Унисса поднялась, отряхнула юбку, – день длинный, надо поработать. – А я? – спросила Эльга. – А ты иди на кухню и перекуси. Найдешь там самую простую кружку – она будет твоим заданием на сегодня. И лучше, чтобы ты успела подняться наверх, потому что внизу будут перекладывать и чинить полы. – Да, мастер Мару. Унисса шагнула в сторону входной двери и остановилась. – Не слышу радости в голосе. Хочешь задание посложнее кружки? Эльга встала с лавки и с надеждой кивнула. – Глупенькая девочка, – сказала мастер. – Я тоже была такой. Хорошо, – ее глаза весело блеснули, – в одной из корзин, что я принесла, есть две головки сыра. Выбери ту, что поменьше, и постарайся набить такой букет, чтобы мне захотелось его съесть. Эльга подскочила на месте. – Да, мастер Мару! – Какие листья? – Береза и солнечник, – без раздумий ответила девочка. – Тогда – вперед! Это было веселое и самое лучшее время. Сыр, конечно, получился несъедобным. В том смысле, что на первых шести букетах, которые Эльга набила за два дня, имелся не сыр, а какая-то желтая размазня округлых очертаний. Эти букеты она сама срезала ножом, как обычно с противня счищают подгорелое мясо. И хотя в душе шевелилась некоторая вина перед листьями, дощечки она выскоблила безжалостно. Нечего! Внизу стучали и пилили. Мужские голоса говорили разные слова, иногда вовсе не предназначенные для детских ушей. В окно дышало лето. Птицы взлетали над крышей лекарского прихода. В ворота заезжали телеги. Иногда под самым окном работники устраивали перекус и громко рассказывали непонятные истории и хохотали. Унисса то пропадала, то появлялась в комнате, полюбив стоять за Эльгиным плечом и смотреть на ее работу. Время от времени мастер хватала руку ученицы и, водя ее пальцами, показывала, где делается ошибка. Сыр, правда, все равно не получался. Головка усохла и потрескалась. На четвертый день, когда двенадцатый по счету букет уже можно было выбрасывать, Эльга сдалась. Она спустилась в кухню, прошла по белым, пахнущим свежим деревом доскам и взяла кружку из-под молока. Все следующие дни на ее букетах перебывало бесчисленное множество кружек, кувшинов, блюд, жестяных кубков, двузубых вилок, подставок, решеток, башмаков и рабочего инструмента: молотков, топоров, стамесок и пил. Выходили букеты не слишком удачными, и Эльга, хоть и не подавала вида, но злилась на свои пальцы и даже украдкой кусала их в наказание. Когда в очередной раз вылепилось непонятно что, она совсем расстроилась. Кособокая кружка в рамке только сослепу могла зваться кружкой. |