Онлайн книга «Псевдоним украденной жизни»
|
Тоня умчалась вниз по лестнице: тонкая, звонкая. А Алла осталась стоять в дверях со злополучной коробкой торта. От обиды дрожали губы. Что соседка о ней знает? Сладкое и сдобное любит – да, а еще? И откуда знает про ее любовь к выпечке? В пакеты подсматривает, когда Алла их от машины несет? В мусоре роется? Или отслеживает ее вес? Тьфу, гадость какая. Алла вдруг встала, схватила коробку с тортом и отнесла ее на балкон. Пусть вымерзнет там до несъедобного состояния! Превратится в пыль к весне, и тогда она выбросит его без сожаления. Громко хлопнув балконной дверью, она вернулась за обеденный стол и неожиданно затихла. За стеной начиналось самое настоящее представление. Дед скандалил с внуком. Громко! С надрывом! Такого никогда прежде не случалось. Ей, чтобы узнать, как они там вдвоем живут-поживают, приходилось прикладывать ухо к большой металлической кружке, а кружку – к стене. Но сейчас она даже без кружки слышала вполне сносно. Нет, кружку она все же взяла – ор сделался нечленораздельным. На все про все у нее ушло двадцать минут. Потом внук Ивана Сергеевича, Сашка, принялся хлопать дверцами шкафов. Надо полагать, собирал вещи. Алла прикусила нижнюю губу, и какое-то время сидела, не моргая. Если Саша съедет от Ивана Сергеевича, тот погибнет. Помрет от тоски и одиночества. Он уже старый, заедать стресс не приученный. Он не сможет бороться с тоской, как она, к примеру, выпекая пирожки за коврижкой, шанежки за кулебякой. Он просто помрет. А этот дебил потом будет давиться слезами над могилой деда и просить у него прощения. Только прощения не будет. Останется тоска и чувство вины, с которым придется жить вечно. В квартире за стеной стихло, и Алла, на ходу роняя тапки, побежала в прихожую. Двери они открыли одновременно: она и Сашка. – Здрасте, – буркнул он, пряча глаза под длинным козырьком зимней бейсболки. – Здорово, – кивнула она, скрещивая руки перед грудью, и взглядом указала на дорожную сумку. – Далеко собрался? – Да. За город. – В бабкин дом? – округлила она глаза. – Умно… А Иван Сергеевич что же? – Ничего. – Козырек бейсболки приподнялся выше, из-под него на нее глянули совершенно несчастные глаза. – Он против. Но он сам виноват. А что? – Да так. Ничего. Она пожала плечами, не зная, как остановить этого засранца, заставить его не совершить глупость. Серьезную, непоправимую. – Всего доброго, – кивнул Саша и шагнул к ступенькам. – Погоди. Алла сделала суровое лицо. С таким она обычно общалась в пятницу после обеда в режиме онлайн-конференции с подчиненными, если они косячили. Их пронимало. Сашка остановился. Глянул на нее, на часы. Ах, ты же засранец! Демонстрируешь занятость? – Я кое-что слышала. Из вашего скандала, – пояснила она в ответ на его вопросительный взгляд. – Подслушивали? – попытался он ее смутить прищуренными глазами. – И стараться не надо было. Вы так орали, – фыркнула Алла искренне. – Ну, слышали и слышали. Что такого? Дед и внук немного разошлись во мнениях. – Он спустился уже на две ступеньки. – А мое мнение на этот счет тебя не интересует? – Нет. – Он повернулся к ней спиной. – А зря. Мне кое-что известно о той забытой всеми истории. И даже не кое-что, а достаточно много. Он повернулся и неожиданно передумал уходить. Подошел к ее двери и остро глянул. – Достаточно для чего? – Для того чтобы ты не наделал глупостей и не оставил деда одного. А Тоня на днях уже его спасала. – Тоня, это? – Сашка указал на дверь фельдшера «Скорой». – Она? – Так точно. – И от чего она его спасала? – Его рот все еще недоверчиво кривился. – От сердечного приступа. Тут Алла не соврала ни грамма. Тоня рассказала ей: Иван Сергеевич так перепугался за внука, что едва стоял на ногах. – Да, да, все так. Не сомневайся. – Черт! Сашка швырнул дорожную сумку на бетонный пол лестничной клетки и нервно заходил по ней. – Вас ведь Алла зовут? – глянул он исподлобья. – Так точно. – А по отчеству? – Ох, Господи! – Она закатила глаза и покосилась на свои мощные колени, обтянутые пижамными брюками. – Толстая, Александр, не значит старая. Просто Алла. И можно на «ты». – Угу… – Он встал в центре их лестничной площадки и задумался. – Слушай, а ты чаю хочешь? С тортом? – неожиданно нашлась она. – Вижу, хочешь. Входи. Мне нельзя, а тебе можно. На твои кости жир никогда не нарастет. Одно слово: порода. Он дернулся, словно она его хлестнула. Потоптался и глянул так, словно видел ее впервые. – А что вы знаете о моей породе? – Я-то?.. – Она осмотрела его с головы до ног и покивала. – Я знаю все! Или почти все. Входи, пока я не передумала. Он вошел, разулся. От тапочек, которые она держала в огромном количестве для гостей, отказался и пошел на кухню в носках. Осмотрел коробку с тортом, которую она вернула с балкона на стол. – Классный торт. Я пробовал. А вы чего же? На диете? – Пытаюсь. Несчастными глазами она наблюдала за тем, как он отрезает одну шестую от бисквитного круга и кладет себе на тарелку. Прокатала в голове сразу несколько вариантов себе в оправдание: от «а что такого от одного куска случится» до «ничем уже фигуру не испортить, даже этой сладкой высококалорийной отравой». И уже тарелку себе достала и ложечку, но неожиданно встала как вкопанная. – Правильное решение, – вдруг похвалил сосед, угадав ее настроение. – Сила воли у вас, я скажу… На самом деле силы воли у нее не было ни на грош. Была бы, она выглядела бы как Светка: с плоским животом, маленькой попкой и стройными худыми ногами. Если бы у нее была сила воли, она бы вечером не чипсы перед телевизором точила, а по стадиону металась. Или хотя бы гуляла по улице туда-сюда. – Ты сильно обиделся на деда? Настолько, что решил уйти из дома и оставить его одного… Умирать! – Почему сразу умирать! – взвился парень. – А чем ему еще заниматься, если ты его бросишь? Только смерти ждать. – Она медленно тянула ледяную воду из высокого стакана. – А на что обиделся? – Он мне соврал! И он и бабушка. Какие-то легенды мне все детство рассказывали об отце-геологе и матери – его помощнице. О трагедии в горах. А я, как дурак… – И ты, как дурак, верил и даже ни разу не усомнился, когда ребята во дворе или школе пытались тебя поддеть? – Она хмыкнула. – Извини, Саша, но тут уж я тебе не верю. |